– И пусть себе любят. Это не так уж плохо, как тебе кажется.

– Но чего стоит эта любовь? На содержание монархии каждый англичанин ежегодно тратит шесть пенсов. За эти деньги тут коробки спичек не купишь. И каждый год в газетах и на телевидении разгорается жаркие, чуть не до драки, дискуссии на тему: не слишком ли большие деньги мы расходуем на любимую королеву? А не урезать ли содержание? Наверное, старуха жирует? Шляпки покупает… Заманчиво тратить не шесть, а пять пенсов, ещё лучше – четыре. Потому что рядовой английский обыватель жаден, как сто евреев. И сбереженный пенс – его крупная жизненная победа. Тебе известно, например, что в Англии самый высокий в мире процент лесбиянок? Их тут море. И этих несчастных женщин можно понять. Андестенд?

– Не андестенд. При чем тут лесбиянки? – удивился Колчин, он уже не держал в руках нити спора и не понимал, куда этот спор заведет.

– Да притом, что здешние мужики злоупотребляют пивом, накачиваются каждый день по самые гланды. Только на него и не жалеют денег. Пиво порождает апатию, болезни сердца и импотенцию. После сорока лет большинство здешних мужчин ничего не представляют собой в постели. Им остается обсуждать футбольные новости, облагораживать газон за домом, надувать щеки и, главное, корчить из себя хранителей каких-то мифических традиций, которых давно не существует в природе. А женщины покупают вибраторы или переходят на однополую любовь.

– Вырождение нравов?

– Назови это другим словом, покрепче. Сдать родного ребенка в интернат, законопатить мать старуху в дом престарелых для нас, русских, – свинство высшей пробы. А здесь это норма жизни. Так поступают все или почти все англичане. Потому что дети и старики в их представлении существа «странные», то есть неудобные, плохие. Значит, должны жить не в семьях, не с родными, а в казенных домах.

– Я смотрю, ты слегка недолюбливаешь эту страну.

– Ты чертовски догадлив, – усмехнулся Никишин. – Вот именно: слегка. Я хоть и получаю тут приличные бабки, считаю дни, жду, когда моя командировка наконец закончится. Надоело все до такой матери…

Никишин неожиданно замолчал. Оттолкнувшись ногами от пола, откатился на своем кресле в сторону. Дверь в кабинет заведующего бюро пунктом приоткрылась, на пороге появился Виктор Сергеевич Старцев. Встретившись взглядом с Колчиным, поманил его пальцем и снова исчез за дверью. Колчин поднялся, постучал в дверь начальника.

Старцев, очень живой подвижный мужчина, не страдавший комплексами по поводу своего избыточного веса и небольшого роста, занимал должность заведующего корпунктом, поэтому он единственный из всех сотрудников имел отдельный кабинет, тринадцатиметровую комнату, заставленную дряхлой мебелью. Начальник внимательно посмотрел в лицо Колчина, на его поцарапанную щеку, залепленную пластырем, и сурово покачал головой, сделав для себя какие-то грустные выводы по поводу нового стажера.

– М-да. Это что у тебя на физиономии? Перебрал что ли вчера? Асфальтовая болезнь случилась?

– Был у пластического хирурга. Пережил подтяжку кожи. Могу дать телефон врача. Пригодится вам или вашей жене.

– Мне не по карману пластический хирург, – Старцев не воспринимал юмора подчиненных, он был воспитан в том убеждении, что остроты могут позволять себе только большие начальники, да и то в свободное от работы время. – А ты плохо начинаешь. Если и дальше так пойдет, легко догадаться, чем кончится твоя командировка. Турнут отсюда под зад коленом раньше срока. И в Москве шею намылят. Станешь невыездным. Будешь сидеть в новом здании с видом на бульвар, копаться в чужой писанине за мизерные деньги. Чтобы, так сказать, не позорил за рубежом имя и честь… Короче, ты все понял?

– Понял, – Колчин упал в кресло и вытянул ноги.

– Тогда делай выводы. И поменьше болтай с Никишиным. Сегодня он не в духе, заразился бациллой критиканства. Или просто печень пошаливает, желчь разлилась и ударила в голову. Сильно ударила.

Как правило, заведующие бюро ИТАР-ТАСС в Лондоне знали, какой из корреспондентов работает под журналистским прикрытием, а на самом деле является штатным сотрудником Службы внешней разведки. Но сейчас не тот случай, Колчин выполнял особое задание и, учитывая деликатность его миссии, руководство СВР решило не ставить Старцева в известность о том, кто на самом деле его подчиненный и чем он, собственно, занимается в Лондоне.

С одной стороны, это неплохо, поскольку возможность случайной утечки информации по этому каналу полностью исключалась. С другой стороны, не следует рассчитывать на какие-то снисхождения и поблажки, от Колчина будут требовать того же, что спрашивают со всех сотрудников корреспондентского пункта: гони в Москву материалы, штампуй заметки, не злоупотребляй водкой и, самое главное, не ввязывайся ни в сомнительные бытовые истории. Никаких скидок, поблажек и снисхождения.

– О трагедии с Ходаковым слышал? Тогда вот что. Он дружил с англичанами, работниками Форин-офиса. Я разыскал имена его приятелей. Прояви настойчивость, договорись с ними о встрече. Пусть скажут несколько добрых слов о нашем дипломате. Мы выпустим заметки с их комментариями. В ближайшие дни все московские газеты будут писать о Ходакове. Пусть используют те комментарии, что ты получишь.

Старцев привстал, протянул стажеру бумажку со списком из трех имен и телефонами английских приятелей Ходакова. Два имени Колчину были известны, дружбу с этими людьми, чиновниками из Форин-офиса, покойный дипломат водил по заданию разведки. Но что из собой представляет третий персонаж? Некто Патрик Майлс, сотрудник фирмы, выпускающей программное обеспечение для компьютеров. Имя этого человека ни разу не упоминалось в СВР. И каким образом в руки Старцева попал этот список?

– А кто это Майлс?