На строгий учет взята каждая пара орланов в Швеции и Финляндии. Каждое лето проводят перепись птиц в Латвии и Эстонии.

Орлан-белохвост расселен широко. Но даже в глухих, укромных, спокойных для жизни местах гнездо от гнезда — не ближе двадцати километров.

На таежной речке в Сибири я видел однажды: орлан от нечаянной встречи с людьми уронил в воду щуку. Мы попытались найти гнездо белохвоста, но не нашли. Запомнилось синее летнее небо и темный силуэт ходившей кругами птицы.

А этой зимой я увидел сразу не менее сотни орланов. Большими группами, как какие-нибудь вороны, орланы сидели на белых торосах льда, пастухами кружились над стаями уток.

С азиатских пространств орланы слетаются к Каспию вслед за зимующей птицей. И вновь исчезают в пространствах, как только птицу весною потянет на север. Зимовка в каспийских заливах обычно бывает сытной. Этот же год особый: холода и бескормица сильно ослабили птиц. И хищники тут пировали.

Из вертолета мы много раз наблюдали, как орланы охотятся. Подлетая к стае уток или лысух, орлан вдруг резко снижался. Тысячи крыльев рябили в полынье воду. Но любопытно, если птицы все до единой взлетали, орлан спокойно сворачивал в сторону. Как видно, добычей считалось лишь то, что ослабло, что по закону подлежит выбраковке.

На лебедей орлан вряд ли рискнул бы напасть, но понуро на льду сидевшие птицы показались ему ослабшими, и охотник сделал свой знаменитый, вызывающий панику выпад… Жертвы тут не было. Лебеди, разбежавшись, взлетели. Орлан тоже резко поднялся вверх. Через минуту мы уже видели новую стаю птиц в полынье и другого орлана, ожидавшего дани.

Фото автора. 19 февраля 1977 г.

(Окно в природу)

Апрельский день полон звуков. Орут на березах грачи, звенит вода, на невидимой нитке висит над просохшим бугром жаворонок. И уже прилетел, сладко плачет у затопленной луговины чибис.

Весенние звуки в погожий день пробуждаются вместе с солнцем, даже и раньше — с зарей. И весь день потом умытые светом и влагою дали будоражит древний разноголосый хор жизни.

Под эти звуки на проталинах тихо и незаметно прорастает сквозь мусор трава. Тайно, вверх по стволам движутся соки берез. Эти звуки будоражат воображение ребенка, заставляют тихо вздыхать старика и пробуждают ответную песню у всех, кто ждал и встретил этот апрельский день.

И вечер в апреле тоже хорош. Хорош необычной задумчивой тишиной. Вдруг умолкает все сразу: вода в канаве, птичьи щебет и пересвисты. Грачи на березах, готовясь к ночлегу, чистят свои одежды и по какому-то уговору тоже молчат. Пахнет талой землей, вечерним дымком. Желтыми фонарями светятся у стоячей воды пушистые шарики ивы-бредины. Задумчиво, как во сне, свистнет скворец на ветле, под чьим-то шагом — далеко слышно — хрустнут остатки льда. И опять тихо. Так тихо, что ждешь какого-то чуда.

И чудо случается. На прогретом за день лесном бугорке у опушки вдруг видишь маленький синий цветок. Подснежник! Зеленая стрелка проткнула лежалый осиновый лист, и на нем голубеет первый цветок.

Каждый апрельский день будет теперь приносить новость за новостью.

 Фото автора. 3 апреля 1977 г.

Вчера я внимательно просмотрел негативы снимков, хранящихся в папке с надписью «ЮРИЙ ГАГАРИН». Этот я сразу же отложил и возвращался к нему все время. Чем-то взволновал меня этот момент, запечатленный ровно шестнадцать годов назад.

До мельчайших подробностей помню утро на берегу Волги. Мягкий снежок, выпавший ночью, лед на реке, плотные влажные облака.

В доме на берегу — «увидеть Гагарина» — перебывало уже не менее сотни людей. Мы, репортеры, сделали много снимков, но мне хотелось иметь фотографию космонавта не в гуще любопытных и взволнованных горожан, а стоящего на берегу Волги. Улучив момент, я попросил об этом. И Гагарин сразу же понял законность желания. Улыбнулся, мигнул — «пойдемте…»

Минут пять мы снимали его стоящим над Волгой. И эти снимки хорошо всем известны.

Но, конечно, с этого первого часа каждый шаг знаменитого человека сопровождался щелканием фотокамер. И в этот раз мы снимали, снимали.

Тут мы видим сейчас момент, когда Гагарин идет от берега, сесть в машину и ехать к аэродрому — через три часа его будет встречать Москва.

Тут же — первый час его славы. Мои друзья-журналисты попали в кадр, какая-то женщина в легковатой для апреля обувке. Помню, нас торопили: скорее, скорее. Но мы-то хорошо понимали, как важно было снимать, как важно будет все это видеть по мере того, как будут идти года…