На двадцать четвертый день мы потеряли кукушонка из виду. Его путешествие началось с короткого перелета на ближний сучок. Но мухоловки звали его повторить смелый шаг. И он решился слететь на куст можжевельника. Два дня мы следили за ним. И вот кукушонок про летел уже так далеко, что мы его не увидели.

Сергей считает, что мухоловки еще с неделю будут птенца подкармливать. Но он и сам уже, мы видели, начал охотиться…

Вот и вся тайна (а может, только частица ее), к которой мы прикоснулись в это дождливое лето.

 Фото автора. 17 июля 1976 г.

Я рассказывал о нем после встреч в Африке.

Это было семь лет назад. И вот вижу его опять: сначала в толчее Шереметьевского аэродрома, потом за столом, у костра, перед камерой телевидения, в автомобиле, в лодке. Перемены, конечно, есть. Голова белее, чем прежде. Немножко грустнее стал взгляд. Среди дня он выбирает часок — полежать: шестьдесят семь — это шестьдесят семь. И все же этот неугомонный немец остался прежним: пишет книги, снимает фильмы, редактирует популярный журнал, ведет передачи на телевидении, путешествует, находит время для переписки и для встреч с многочисленными друзьями. В Москву из Франкфурта-на-Майне он приехал после путешествия в Гималаях. А после Москвы собирается на крайний север Канады. Да и в Москве он задержался недолго — съездил на Волгу, в Среднюю Азию. И всюду в его багаже — фото и кинокамеры, коробки с пленкой… Я говорю о нашем госте и друге из ФРГ, профессоре Бернгарде Гржимеке.

Гржимек принадлежит к числу очень известных людей. И не просто известных, но и глубоко уважаемых. За что же?

Защищая диких животных, Гржимек утвердил важные мысли нынешнего мировоззрения:

«Диких животных надо беречь так же, как мы бережем картины Рафаэля, Кельнский собор, индийские храмы». Мысли эти не новые. Заслуга Гржимека в том, что он сказал об этом громко, страстно и убежденно. Сказал так, что его услышали.

Он взялся за литературный труд. (Итог — двадцать книг о животных и о проблемах их сохранения.) Он полностью и умело использовал возможности телевидения. Он научился снимать фильмы. (За один из них получил высшую из мировых наград — «Оскар».) В сорок семь лет Гржимек отважился стать пилотом и вместе с сыном на маленьком самолет отправился в Африку. В этом путешествии-исследовании он потерял сына. (Самолет разбился, столкнувшись со стаей птиц.) Но горе не убавило, а прибавило отцу силы: «Михаэль был моим другом и главным сподвижником. Я должен работать теперь за двоих».

Он так и работал все эти годы.

О яркой, целенаправленной жизни этого человека напишут биографы. Пока же, откликнувшись на многочисленные пожелания своих последователей и поклонников, Гржимек написал воспоминания о прожитом. Работа закончена, но профессор еще не остыл от нее. Во время бесед в Москве он часто вспоминал пережитое.

Беседы наши были отрывочными. Однако даже штрихи биографии Гржимека интересны и поучительны.

Б. Гржимек в Африке.

* * *

— Слава, известность… Один из наших писателей говорил: «Популярность — забавная штука, думаешь, это конфета, а разжуешь — мыло». Что Вы думаете об этом? Не мешает ли вам известность?

— Иногда мешает. И сильно. При ярком солнце всегда ищешь тень. Но не везде эту тень удается найти. За двенадцать дней пребывания в Соединенных Штатах меня, например, двадцать три раза заставляли говорить перед телевизионной камерой. Это и есть случай, когда конфета превращается в мыло. Но я всегда ухитрялся обращать известность на пользу делу.

И это избавляло меня от солнечного удара, от перегрева известностью.

— Могли бы вы назвать наибольшую радость, пережитую вами?

— Я мог бы считать, что это были минуты, когда в лучах прожекторов в огромном нарядном зале я получал «Оскар». А вот сейчас почему-то сразу вспомнились детство, велосипед… Мне подарили велосипед. Это были прекрасные дни.

Это были, возможно, лучшие дни жизни.

— А наибольшее горе?

— Сын. Гибель сына. Это все невозможно передать словом. Жить не хотелось…

— Ваша самая большая победа?

— Когда я первый раз публично и горячо сказал, что если человек ничего не сделает для сохранения диких животных, то он в конце концов растеряет в себе все человеческое, меня многие посчитали тогда чудаком. Но я стоял на своем. И не зря. Сейчас это можно считать победой мысли. Если говорить о каких-то конкретных делах, то эти, пусть маленькие победы, одержаны главным образом в Африке. Когда на этом континенте началось освободительное движение, в Европе и Америке многие говорили: «Ну теперь черные все живое перестреляют».

Но этого не случилось. Африканцы сумели понять, что их уникальный на Земле животный мир — величайшая ценность. Они не только не закрыли существовавшие национальные парки, они открыли новые. Многие государства Африки тратят сейчас на сохранение природы (в процентном отношении к национальному доходу) больше, чем любое самое богатое государство в мире… Я много беседовал с молодыми африканскими лидерами. Старался помочь им советом и делом. Мои усилия не оказались напрасными.

— Были и поражения?