Но это ещё далеко не все. Оказалось, за месяц до своего бегства сукин сын подал в Московскую регистрационную палату заявку о внесении изменений в устав «Золотого тюленя». Предварительно отнес документы на подпись партнеру Романова и совладельцу ресторана американцу Майклу Волкеру, знающему по-русски полтора десятка слов, половину из которых – матерные. А тот завизировал бумаги, даже не поинтересовавшись их содержанием.

Через неделю после исчезновения Розова в «Золотой тюлень» пришли двое сумеречных мужиков, предъявили адвокатские удостоверения и доверенность от фирмы «Моя малая родина». Директор ресторана Пименов принял посетителей в своем кабинете, где адвокаты ознакомили его с новым уставом ресторана «Золотой Тюлень». Если бы Пименов не сидел в кресле, он наверняка бы рухнул на пол. По новому уставу «Золотой тюлень» больше не принадлежит ни Романову, ни Майклу Волкеру, а является собственностью «Моей малой родины». Смысл бумаги дошел до Пименова лишь после её третьего прочтения. Посетители предложили директору вместе с персоналом ресторана немедленно покинуть помещение, в противном случае обещали вернуться вместе с милицией и очистить ресторан силой. Только тогда кинулись искать учредительные документы «Золотого тюленя». Но не нашли даже копий.

У Пименова хватило ума вызвать адвоката Максименкова. После пустых длительных переговоров представители «Моей малой родины» ушли, но свое обещание сдержали. Милиция появилась уже на следующий день, в административном помещении провели обыск, видимо, искали наркотики или оружие, но так ничего и не обнаружили. Милиционеры выслушали объяснения Пименова и удалились. Ресторан пришлось закрыть до того времени, когда конфликт будет как-то разрешен.

Романов прошелся по кабинету в десятый раз, снова занял место за столом, скомкал лист бумаги и бросил белый шар в мусорную корзину. Свинство, глупость, какая. И виновного, как всегда, не найти. Ну, Розов – это стрелочник несчастный, исполнитель. Ну, Майкл Волкер, матерщину он сумел выучить, а двух приличных слов не свяжет. Господи, с какими дураками приходится работать. Романов потер виски кончиками пальцев. И ещё эта «Моя малая родина». Откуда только взялись эти аферисты? Романов нажал кнопку селекторной связи с секретарем.

– Волкер в приемной?

– Да, мистер Волкер ждут вас, – чуть дребезжащий голос секретаря казался слишком возбужденным. – Мистер Волкер волнуются.

– Раньше надо было волноваться, когда подписывал всю эту, – Романов выругался. – А Максименков там?

– Ждет, уже давно, – в селекторном устройстве что-то щелкнуло. – Можно их приглашать?

– Приглашайте, – сказал Романов.

Меньше всего сейчас хотелось видеть самодовольную физиономию Волкера. Этот болван даже не чувствует собственной вины. Романов встал из-за стола, чтобы встретить гостей. Первой вошла переводчица Волкера Катя, кажется, имевшая серьезные виды на своего патрона. За ней проследовал сам Волкер. Последним в кабинет вошел адвокат Максименков, хозяин основанной на деньги Романова юридической конторы «Максименков и компаньоны».

Волкер с переводчицей заняли двухместный диванчик у стены. Максименков, тяжело переваливаясь на ходу, добрался до кресла за журнальным столиком, засопел, устраиваясь в нем. Романов, всегда начинавший разговор с юристом вопросом, на сколько грамм тому удалось похудеть за последнюю неделю, на этот раз от старой шутки воздержался. В борьбе с собственным весом Максименков давно потерпел поражение, но капитулировать окончательно не хотел и все мучил себя какими-то диетами. Романов сел в кресло напротив Максименкова, расстегнувшего на коленях тонкую папку и выудившего из неё какие-то бумаги.

– Что-то у вас, Юрий Сергеевич, вид усталый, больной какой-то вид, – Максименков внимательно посмотрел на Романова.

– Спасибо за комплимент.

Романов подумал, что у адвоката вид такой, будто он только что съел мешок зефира. Днями на людях себя голодом морит, а ночами, небось, опустошает трех камерный холодильник, – решил Романов, – рубает впотьмах все подряд, все, что ни попади. Сейчас спроси его, чем порадует, так он ответит, что радовать особенно нечем.

– Ну, так чем вы меня порадуете? – спросил Романов и предложил юристу сигарету.

Максименков отрицательно покачал головой.

– Нечем вас сегодня порадовать, – сказал он.

Романову стало скучно. То ли от Максименкова флюиды исходят, то ли словарный запас юриста весьма ограничен, и наперед всегда известно, что он скажет. Вот и сейчас заглянет в свои бумаги, достанет ручку и нарисует в документе какую-нибудь козявку, а потом с умным видом заявит, что он обратился в арбитраж. Спрашивается, куда ему ещё обращаться? Только в арбитраж, туда он дорогу знает. Романов перестал слушать адвоката, загородив пол-лица ладонью, стал украдкой разглядывать коленки переводчицы, похожие на два билиардных шара, отливающих под тонкими капроновыми чулочками благородной старинной желтизной.

– Само собой, я составил заявление в Московский арбитражный суд, – сказал Максименков. – Нужно это завизировать, – он ткнул пальцем в бумагу. – Это иск к Московской регистрационной палате. Мы требуем признать новый устав «Золотого тюленя» недействительным.

Романов решил, что коленки у переводчицы хотя и круглые, вообщем симпатичные, но слишком уж желтые, костяные какие-то. А Максименков, как всегда, в своем репертуаре, он слишком предсказуем, не по-человечески деловит и сух. Однажды в доверительной беседе Романов рассказал Максименкову о том, что дочь Лена сожгла свои юношеские стихи в камине на даче. Сперва изорвала тетрадку в мелкую лапшу, а потом вывалила бумажные ошметки из корзины в огонь. Когда Романов спросил Лену, что та бросила в камин, она просто ответила: свои стихи. Романов только руками всплеснул, стихи дочери ему нравились. Когда Романов поведал грустную историю юристу, Максименков несколько раз взмахнул длинными ресницами, посмотрел на Романова с грустным, коровьим выражением лица. «А вы знаете, – изрек Максименков, – ведь рукописи не горят». И что возьмешь с человека, голова которого плотно забита словесными штампами на все случаи жизни?

– Одновременно следует направить в милицию заявление о возбуждении уголовного дела по факту мошенничества, а также хищения учредительных документов, – продолжал Максименков ровным голосом.

Переводчица Катя, поднеся губы к самому уху Волкера, шептала слова юриста по-английски. Со стороны казалось, Катя шепчет в ухо милому уверения в своей любви и преданности.

– Тут усматриваются признаки статьи сто пятьдесят девятой части третьей – гудел Максименков. – Мошенничество, причинившее значительный ущерб потерпевшему. Санкция – от пяти до десяти лет с конфискацией имущества. А также признаки статьи сто шестьдесят пятой части третьей. Санкция – лишение свободы от двух до пяти лет. Можно также…