— Первое: по нашим документам вагон идет из Москвы, а не из Петрограда. Номер его в Москве был изменен. Сделал я это на всякий случай, но, как видите, содеянное пригождается. Следовательно, вагон из Петрограда Чека найти не может и потому, сбитое с толку, ищет повсюду дочь и мать.

Второе: в списках у нас никаких женщин нет, в вагон мы никого пускать не будем, а охрану (все это проверенные боевики-эсеры) строго предупредим отвечать на эти вопросы отрицательно. Женщин попросим занавесок на станциях не открывать, на перрон нигде не выходить.

— Это, конечно, утешительно, но каким образом Чека пронюхало о вагоне и обо мне? — Авилов явно перетрусил.

— Трудно сказать, вероятно, какое-то заинтересованное в ком-то из Турчиных лицо весьма приблизительно связало их отъезд с вашей личностью. Возможно, кто-то из Наташиных друзей. По счастью, фамилия перепутана, документы вам менять не придется — это было бы делом сложным. На всякий случаи советую вам усы сбрить и твердо запомнить, что в Петрограде вы уже два года не были и никаких Турчиных не знаете. Думаю, что все обойдется, хотя симптом неприятный. Однако Чека поищет, поищет и бросит: у них много забот поважнее и с каждым днем будет все больше. — Постепенно успокаиваясь, Безбородько позволил себе говорить с нагловатой назидательностью, но генерал этого не замечал.

— Уф, полегчало. Вот что значит профессиональный подход к делу. Вы далеко пойдете, Василий Петрович!..

«Да, человек с такой хваткой далеко пойдет, — думала в это время Надежда Александровна, погасив свечу и устраиваясь поудобнее под атласным одеялом. — Но соответствует ли он нашему кругу? Да, кстати, что Наташа-то о нем думает?» — И, зная нигилистические взгляды дочери, с умыслом спросила:

— А тебе известно, деточка, что Василий Петрович богат, очень богат? Это я точно говорю!

— Ах, мама, какое мне до этого дело?

— То есть, как это «какое дело»? — совсем непоследовательно обиделась Надежда Александровна. — В наше-то время все наоборот — последнее теряют. А ты говоришь «какое мне дело»… Ну, а как тебе он сегодня показался?

— Я не скучала.

— Не скучала? Еще бы, — с иронией прокомментировала мать, — с таким-то завидным кавалером не соскучишься, наоборот, насмеешься. Покойной ночи, деточка… Или наплачешься, — зловеще добавила она.

Поезд то шел, то долго стоял на какой-то станции, мимо вагонов бегали люди, кричали, ругались, упрашивали их посадить. Звучал начальственный голос Безбородько. Потом поезд двинулся, а Наташа все не смыкала глаз. «Неужели я ему нравлюсь? И он ведь такой содержательный, чуткий, умный… красивый… Хотя уж очень настойчиво сводит все на любовь. А впрочем, какие все это пустяки! Гриша, друг мой единственный, где ты сейчас? Мне из вагона выйти невозможно, но в Уфе я убегу от них… Какой взгляд у Василия Петровича был на прощание… Нет, я не буду думать о нем, это нечестно перед Гришей. «И все бы слушал этот лепет, все б эти ножки целовал…» — Наташа в испуге подбирает ногу, ей чудится, что нога высунулась из-под одеяла и Безбородько страстно припал к ней губами. — Фу, боже мой, так я уже заснула?» Наташа шепчет почти забытые слова молитвы и засыпает.

На следующий день после обеда в купе зашел Авилов. «О господи, до чего же пресный, бездарный и ложно-многозначительный человек! Что ни скажет, все пошлость. А мама, мама-то как оживилась! Неужели он может нравиться?» Начали играть в карты, пили чай, медленно и скучно тянулось время.

Раздался стук — что-то дрогнуло в Наташином сердце, — появился Безбородько. Он весело и оживленно извинился: «Всё дела, всё служба!» Наташа опустила глаза под его взглядом. Он подсел к столику. Его приход внес оживление в чинную компанию. Теперь уже вчетвером играли в «66», и трижды они с Наташей наголову разгромили своих старших партнеров. Авилов пригласил Надежду Александровну на площадку «подышать свежим воздухом перед сном по-стариковски», помог надеть ей шубку, платок, и они ушли.

— Наталья Николаевна, — непринужденно-весело начал Безбородько, — я не люблю оставаться битым. Вчера вы загадали мне стихи, которых я не знал, можно ли мне сегодня прочитать вам, в свою очередь, стихи, автора которых вы не отгадаете.

— Пожалуйста, но вы можете снова проиграть.

Безбородько тихо, медленно, с нарастающим чувством начал:

— Ну, Тютчева я знаю, — с улыбкой произнесла Наташа.

— Ах, боже мой, да с вами невозможно бороться на этом поприще! А вам нравятся эти стихи, их звучание, их содержание?

— Конечно, — не думая о том, как он поймет это, а как бы продолжая вчерашний разговор об искусстве, произнесла она.

Но Безбородько понял это по-своему. Шагнув к ней, он поцеловал ее руку. Наташа попыталась отнять руку, но он запрокинул ее голову и припал к губам. Она сделала усилие высвободиться и почувствовала себя в железных путах. Прошло несколько томительных секунд. «Что я? Что со мной? Гриша! Мама!»

Безбородько упал перед ней на колени:

— Наташа! Не гони меня! Выслушай сначала, а потом делай, что хочешь…

Она приоткрыла глаза.

— Наталья Николаевна! Я был покорен вами с первого взгляда. В пути я полюбил вас еще больше! Я живу только вами, дышу только вами, я брежу вами наяву! Наталья Николаевна! Пощадите меня. Это не флирт, не дорожный роман! Я прошу вас стать моей женой перед богом и людьми. Наталья Николаевна! Если бог есть, он меня покарает за неправду, а я клянусь, что в вас — весь смысл моей жизни, все мое счастье. Клянусь богом! — неистово и грозно крикнул он, подняв к небу правую руку.