Шрифт:
«По крупной ходит старикан, — думал Безбородько. — Капитально задумано. Но что касается меня, то лучше быть отсюда подальше: если только восстание задержится, такую громоздкую организацию непременно ухватит Чека, а уж там умеют распутывать сети».
Помолчав, барон добавил:
— Я прошу передать адмиралу, с которым, кстати говоря, мы провели немало приятных часов во время его прошлогоднего визита в нашу столицу, чтобы он поторопился с началом своего генерального наступления. Это отвлечет силы большевиков на Восток и поможет генералу Юденичу захватить Петроград, что в свою очередь облегчит Верховному главнокомандующему наступление на Москву.
Безбородько понимающе склонил голову.
Уильямс удовлетворенно кашлянул:
— Генерал Авилов, мы слушаем вас.
Авилов встал, зашел за кресло и оперся на него руками:
— Прошу прощения, господа, не могу докладывать сидя: военная привычка. Итак, я вчера вернулся из Москвы. По поручению центра, довожу до вашего сведения о наших контрмерах. Командующий Восточным фронтом Сергей Каменев, ориентирующийся на Ленина, его член военсовета Гусев в ближайшее время будут сняты. Наши люди сумеют их скомпрометировать. Фрунзе будет задержан в Иванове месяца на два, — предлог найдется — скажем, отсутствие замены. До его приезда в Четвертую армию будут направлены наши люди: Грушанский назначается чрезвычайным уполномоченным по снабжению всей этой армии, его задача — дезорганизовать тылы. Гембицкий в качестве генштабиста получает назначение в оперативный отдел штаба армии, он будет — хе-хе! — готовить решения командарму. Семенов — у него есть большевистский партбилет — направляется «комиссаром» в одно из ударных соединений армии, его «политработу» вы представляете. Меня в ближайшие дни посылают на Восточный фронт с рекомендацией на должность командующего Первой или Пятой армией. Возможен вариант — начальником штаба Четвертой, с тем чтобы в необходимый момент заменить Фрунзе…
Авилов театрально сделал паузу, чтобы усилить впечатление, но лица сидящих перед ним разведчиков были неподвижны.
— Далее: выделено еще девять боевых офицеров для немедленной отправки в штабы армий Восточного фронта. Они будут держать связь со мной. Еще двенадцать человек во главе с господином Сукиным направляется на организацию крестьянских восстаний в тылу у красных. Что касается нашей прелестной исполнительницы цыганских романсов госпожи Нелидовой, то она, как имеющая большой и успешный опыт конспиративной работы, направлена на организацию связи между армией и центром, сэр. Ее недюжинный, совершенно мужской ум и умение находить общий язык с состоятельными деревенскими хозяевами позволят нам использовать ее впоследствии в том же амплуа, что и господина Сукина. Вот главное, господа. — Авилов поклонился и сел.
— Благодарю вас, генерал. Штабс-капитан Безбородько, вам все ясно? Сидите, господа, сидите! — Уильямс снова тяжело поднялся. — Главное для нас сейчас — подготовить как следует Восточный фронт. Назначение своих или по крайней мере нейтральных людей на ответственные посты. Снятие Каменева с должности командующего Восточным фронтом. Невыполнение приказов и всемерный саботаж. Крестьянские восстания в тылах у большевиков. — Он шагал по кабинету, обрубая каждую фразу ладонью. — И еще раз, господа: не будьте щепетильны! История оправдает любые ваши шаги. Любые! За дело, господа, за дело! Я лично отвечаю за все операции на Восточном фронте перед союзным командованием и вскоре буду иметь честь встретиться с вами где-либо возле Самары. Я очень надеюсь, что наши встречи будут приятны, — с нажимом произнес Уильямс, — не так ли? Вы меня поняли, господа? А сейчас я прошу генерала Авилова поочередно представить мне лиц, отправляемых на Восток.
Участники совещания вышли в зал в разгар вальса. Авилов подошел к Семенову, что-то шепнул ему. Семенов поцеловал руку Нелидовой и отправился за Авиловым.
— Я смею? — не мешкая обратился к ней Безбородько, мгновенным движением опередив Гембицкого.
— О да, вы смеете. — Нелидова увлекла его в танце, с едва уловимой насмешкой глядя прямо ему в глаза. Вальсируя, она отклонилась назад, смело положившись на силу его руки, и с деловым, цинически нескрываемым интересом продолжала смотреть на него. «Ну баба! Здесь надо идти напрямую, хитрость не пройдет», — с оттенком уважения решил Безбородько.
— А добрый пиджачок-то на вас, — ядовито кинула она. — Сколько на толчке отдали?
— Галина Ивановна, а ведь я давно хотел с вами познакомиться. («А до чего ж хорошо сложена и гибка, стерва! Как без костей. И усики над губкой пикантны».)
— Вы знаете мое имя? — Она с улыбкой подняла брови.
— Не только имя, но и всю вашу жизнь.
— О! Это интересно. Расскажите же, всеведущий господин. — Маленькая женщина вальсировала легко, свободно.
— В девятьсот тринадцатом году вы кончили Бестужевские курсы, но домой в Самару возвращаться не захотели, — начал он, безошибочно припоминая факты, сообщенные ему Авиловым.
— Вот как? А почему, позвольте узнать, не захотела?
— С одной стороны, это объясняется вашим увлечением работой в партии социалистов-революционеров: тайные собрания, смелые речи, сильные личности, романтика, а с другой… — Безбородько импровизировал безошибочно.
— Да, с другой?..
— А с другой стороны, увлечения иного рода. Как бы это сказать… В общем, не для старозаветных самарских нравов.
— Ого! Вы опасный человек! Сколько вы хотите за такое досье? — Она весело рассмеялась.
— Я раб ваш, Галина Ивановна.
— Вот как? — Она едва заметно погладила его по плечу («Оглаживает как жеребца», — подумал Безбородько) и вдруг мгновенно остановила его («Ого!»).
— А знаете ли вы, опасный человек, — прошептала она, — что я-то знаю о вас больше, чем вы обо мне, хотя никогда раньше не видала вас, с отчетами филеров о ваших увлечениях не знакомилась и даже не знаю, как вас звать?
— Охотно верю, — согласился Безбородько. — У вас необыкновенные глаза. Они читают прошлое и будущее. Вы расскажете мне все, что знаете?