Некоторые ученые предпринимали схожие попытки проанализировать другие новозаветные книги с позиции последовательного эклектицизма. В том, что касается текстологии Павловых посланий, в особенности 1 Кор и Евр, интересующийся читатель многое может почерпнуть из фундаментальных, и вместе с тем ясно изложенных Швайхских лекций (Schweich Lectures) Гюнтера Цунца за 1946 год [406] . В отношении же Откр одним из наиболее ценных разделов объемистой монографии Йозефа Шмида об истории греческого текста Апокалипсиса, является глава, которая рассматривает влияние особенностей его языка на текстологическую оценку разночтений [407] .

Стилистический критерий, на который Тёрнер опирался, решая текстологические проблемы, получил новое признание в трудах Джорджа Д. Килпатрика, члена оксфордского Квинс-колледжа, и его ученика Дж. Кейта Эллиотта, преподавателя университета Лидса. Исследования Килпатрика по лексике и грамматике новозаветных книг были опубликованы частями в нескольких журналах [408] , а его текстологические выводы нашли выражение в выпусках «Греко-английской двуязычной Библии для переводчика» (A Greek-English Diglot for the Use of Translators), выпущенной для частного использования Британским и Иностранным библейским обществом (Mark, 1958; Matthew, 1959; John, 1960; The General Letters, 1961; Luke, 1962; The Pastoral Letters and Hebrews, 1963; Romans and 1 and 2 Corinthians, 1964). Из двух или более разночтений Килпатрик обычно выбирал более соответствующее тому, что принято считать авторским стилем той или иной книги Нового Завета, независимо от датировки и характера внешних данных, поддерживающих данное чтение. В случае, когда об авторском стиле нельзя было сказать ничего определенного, ученый апеллировал к критерию аттицизма, ставшего одним из главных направлений в литературных кругах II в. Килпатрик утверждает, что переписчики во II в. внесли большое количество аттицизмов в новозаветный текст [409] . Следовательно, из двух чтений, одно из которых соответствует аттическим канонам, а другое — нет, Килпатрик был склонен предпочесть последнее, даже если в его пользу не было иных свидетельств. Чтобы обосновать свое безразличие к возрасту рукописи и другим внешним данным, Килпатрик заявлял, что примерно к 200 г. в текст было внесено значительное число сознательных изменений, а затем сформировавшиеся варианты текста воспроизводились переписчиками с большой точностью. Поэтому даже если какое-либо чтение сохраняется только в поздней минускульной рукописи, но соответствует авторскому стилю и не содержит аттицизма, Килпатрик был склонен признать его подлинным [410] .

До какой степени Килпатрик был готов дойти в принятии чтений, внешние свидетельства в поддержку которых были весьма скудны, но в истинности которых ученый тем не менее не сомневался, поскольку считал, что их требуют внутренние причины, хорошо показывают следующие примеры из его греко-английского пособия для переводчиков Библии:

Мф 20:30 подтверждается 118, 209, Syrc pal.

Мф 22:1 опущено по E, Syrp.

Мф 22:7 поддерживается 33.

5:11 поддерживается 372, 485, Syrs.

9:17 поддерживается C.

14:6 поддерживается 517, 579, l251, Syrs,p, Eth.

14:31 поддерживается 574 и k.

Лк 9:51 поддерживается 1241.

Ин 19:35 поддерживается

Иак 2:18 поддерживается Syrh.

1 Петр 2:11 поддерживается Vulg, Сур.

2 Ин, стих 8 поддерживается L, Dam.

Не вдаваясь в подробности можно сказать, что существует много доводов в поддержку благоразумного эклектицизма при занятиях текстологией, коль скоро ни одна рукопись и ни одна семья рукописей не сохранила оригинальный текст во всей его полноте. Бесспорно, текстолог должен обращать внимание на то, совпадает ли форма повествования со стилем данного автора или нет, поскольку, как однажды метко заметил Хаусмен: «Тот, кто влюбляется в одну рукопись и пренебрегает другой, со временем заражается безразличием к самому их автору» [411] . Вместе с тем нельзя проигнорировать неотъемлемые слабые стороны этого метода. Статистические данные, которые фиксируют особенности авторского стиля, иногда заимствуются из конкордансов, основанных на таких изданиях греческого Нового Завета, где правомерность многих чтений не выдерживает критики. Более того, даже если сведения об авторском стиле были изучены со всей научной основательностью, судить об их значимости для конкретного отрывка можно лишь с учетом того, что автор мог отступать от своего характерного стиля, а переписчик, знакомый с этим стилем — изменять отклоняющееся чтение, чтобы гармонизировать его с остальным текстом этого же писателя.

Вывод из сказанного выше будет таким: хотя текстологу может принести немало пользы рассмотрение особенностей литературного стиля у каждого из новозаветных авторов, стилистические критерии нельзя брать за основу оценки текстуальных разночтений, пренебрегая при этом внешними свидетельствами. Кроме того, придавать чрезмерное значение возрождению аттицизма в первые века нашей эры — значит, недооценивать то, как на койне этого периода влияли другие литературные и стилистические направления, некоторые из которых сознательно противопоставляли себя аттицизму [412] .

Как мы уже говорили в начале главы, классический метод текстологии часто подразумевает применение в тексте конъектурных исправлений. Если имеющееся в нашем распоряжении единственное текстуальное чтение, или все те варианты, что дошли до нас в рукописной традиции, являются невозможными с той или иной точки зрения или дают неприемлемый смысл, то издателю остается лишь строить предположения о том, каким мог быть первоначальный текст. Такие предположения называются конъектурами.

Как правило, конъектура устраняет аномалию в тексте, но не надо забывать, что хотя одни аномалии появились в результате ошибок и искажений при рукописной передаче, а другие автор мог внести в текст намеренно или махнуть на них рукой [413] . Перед тем, как приступить к конъектурной правке, текстолог должен самым тщательным образом изучить стиль и образ мысли автора, чтобы выделить те из аномалий, которые совершенно чужды авторскому замыслу.

Конъектурное исправление текста временами доходило до абсурда. В одной из своих поздних работ Ричард Бентли, например, почти полностью отвергал значение рукописных свидетельств при выборе чтений, полагаясь в основном на собственную интуицию, которая должна была подсказать ему, что в данном месте должен был написать автор. Свой метод он сформулировал так: nobis et ratio et res ipsa centum codicibus potiores sunt, что в переводе означает: «для меня и здравый смысл, и самый предмет изучения значат больше, чем сто рукописей». Следуя этому дерзкому принципу, Бентли внес немало поспешных исправлений, не выдерживающих никакой критики, но, с другой стороны, предложил немало ярких и убедительных конъектур. Reductio ad absurdum этого субъективного подхода можно найти в подготовленном Бентли издании мильтоновского «Потерянного рая», куда было внесено более 800 исправлений. Всякий раз Бентли был уверен: он восстанавливает то, что Мильтон на самом деле говорил (или намеревался сказать) когда диктовал поэму своим дочерям [414] .

Чтобы конъектуру можно было признать хотя бы имеющей право на существование, она должна прежде выдержать двойную проверку, суть которой сходна с тем, как текстолог оценивает текстуальные разночтения в рукописях. Конъектура должна, во-первых, по своему внутреннему содержанию соответствовать контексту, а, во-вторых, должна объяснять появление неправильных или испорченных рукописных чтений в данном месте. Тем не менее, процедура оценки разночтений существенно отличается от оценки конъектур: из дошедших до нас вариантов мы выбираем тот, что лучше других выдерживает проверку, а от конъектуры требуется полностью соответствовать заявленным выше требованиям. Конъектура не поднимется выше определенного уровня правдоподобия («счастливая догадка»), не станет возможной или вероятно возможной, если она хотя бы немного не удовлетворяет требуемым условиям. Единственный критерий, по которому можно судить об удачной конъектуре состоит в том, что ее подтверждает только невозможность предложить никакой другой вариант исправления текста. Однако, если конъектура не является единственно возможной, она остается сомнительной.