— Я вижу, что-то случилось. Не поладили с надутым крымцем? — спросил Джабаги после того, как спешился и вежливо поприветствовал князя и всех остальных.

— «Не поладили» — не то слово, — усмехнулся Кургоко.

— Значит, совсем поссорились! — уверенно предположил Казаноков.

— Давай-ка, Джабаги, сядем у огня.

Перед началом разговора князь пытливо всмотрелся в ясные и спокойные глаза молодого мудреца.

— Скажи, друг мой, а кто тебе раньше нас мог сказать о том, что произошла ссора? Ведь ты приехал совсем с противоположной стороны.

Сухие губы Джабаги дрогнули в улыбке:

— Наверное, доблестный Алигот изо всех сил пырял ножом в убитого быка? Это я по поводу случая на охоте.

— Удивительный ты человек, Казаноков, — князь покачал головой. — Если бы я тебя не знал, то подумал, что богатства сераскира стали именно твоей добычей. Что ты еще знаешь?

— И мало и много. Но об этом скажу потом, сейчас не время. Сначала мне надо узнать, чем все-таки кончилась твоя, добрый мои пши, встреча с крымцем.

— Ну что же, слушай, — вздохнул Кургоко. — А потом можешь меня осуждать…

Джабаги задумчиво перебирал прутиком угольки костра. Перед двумя собеседниками стыли куски жареного мяса, стояло нетронутым питье в серебряных чашах.

— Нет, князь! поднял голову Казаноков. — Осуждать я тебя не буду. Как мне тебя осудить, если на твоем месте я поступил бы точно так же? Если ты и заслуживаешь какого-то упрека, то лишь в одном: чересчур большие надежды возлагал на возможную справедливость и великодушие ханских сановников, да и на… как бы тебе сказать… силу, что ли, своего влияния. Извини за прямоту…

— От тебя я всегда жду только прямоты, — ответил Кургоко. — Говори, что думаешь, и не бойся меня задеть.

— Теперь мы должны думать и говорить о будущем нашей земли. Причем о ближайшем будущем.

— Об этом у меня и болит голова. Алигот крепко вколотил в нее своим чубуком кое-какие мысли.

— Будет тебе терзаться! Оставь, князь!

— Попытаюсь, — Кургоко взял прутик из рук Джабаги и стал сам ворошить угольки в потухающем костре. — Ты знаешь, друг, у меня за щекой еще одна новость… Вот уже несколько дней она, как ноющий зуб, не дает мне покоя…

И Кургоко рассказал о встрече Адильджери с загадочными незнакомцами, один из которых просил передать Хатажукову, что Кубати жив и здоров.

Джабаги тихонько засмеялся:

— Похоже, дорогой Кургоко, что мы с тобой приберегали друг для друга один и тот же хабар.

— Ты… ты и это… — ахнул князь.

— В том, что Кубати жив, тебе мог бы свидетельствовать твой приятель Алигот-паша, — невозмутимо заявил юный старейшина. — А в том, что он здоров, вполне чувствительно убедились два матерых шогенуковских охранника, которые сопровождали сераскира в лесу.

Лицо князя окаменело. Видно, он хотел что-то спросить, но не смог.

— Правда, правда, — радостным шепотом заговорил Казаноков. — Тут не место шуткам или досужим слухам. Я сам видел Кубати — джигит хоть куда! — разговаривал с ним. Он умница и прекрасно воспитан. Не всякому отцу такое счастье!

— Джабаги… — хрипло выдавил Хатажуков. — А с ним, с мальчишкой, что за человек?

— Скажу и об этом. Ты, помнится, говорил, высокий пши, о необходимости сплочения всех князей и уорков, о примирении кровников… Говорил, что рассчитываешь на мою помощь. Я готов сделать все, что в моих скромных силах. Но, знаешь, дорогой мой старший, начинать мне тут придется с тебя… Да, да, ты не ослышался! Человек, воспитавший твоего сына, семь лет, как один день, деливший с ним пищу и кров, учивший его всему, что знает и умеет сам, — это Канболет Тузаров.

— Убийца моих братьев… — чуть слышно проговорил Кургоко. — О, аллах, укрепи мои силы!..

— Не так все это было, — грустно вздохнул Джабаги. — Но не я тебе, князь, буду рассказывать горькую правду. Тебе надо встретиться с Канболетом и Кубати. Сын, конечно, останется с отцом — не думай, что он в заложниках, но Кубати, так же, как и я, считает, что ты должен примириться с Тузаровым, который ни в чем не виноват. Ты ведь знаешь обо всем со слов Алигоко Вшиголового, а уж его «честность» известна всем.

Хатажуков долго молчал, затем, бросив прутик в кострище, сказал рассудительно и твёрдо:

— Сейчас я не могу говорить о примирении. Но встреча которую ты предлагаешь, нужна.

— И я ее устрою, — пообещал Джабаги.