— Нет, бабушка, не про меня такое счастье, — две слезинки упали с длинных ресниц Саны. — Вот и отца теперь нет у меня, вот и Кубати…

— Молчи, молчи, глупая девчонка! — рассердилась Хадыжа. — Мы говорим, что кривой несчастен, да с нами слепой не согласен. Отцы всегда должны уходить раньше детей. А с тобой — молодость, красота, любовь, будущие дети. Охотник твой обязательно вернется, и тогда…

— Если и вернется, да не ко мне. Найдет себе по своему княжескому достоинству!

— Ах, вот ты о чем! — крикнула старушка высоким куриным голосом. — Думаешь, недостойна… А я так скажу, — Хадыжа хитро прищурила один глаз и опасливо втянула голову в плечи, — это Кубати пусть подумает, достоин ли он такой избранницы или нет! Понятно?

Слегка озадаченная, Сана отрицательно покачала головой:

— Ничего не понятно.

— А объяснять я ничего не стану, — с таинственным видом заявила старуха.

— Я и так сказала слишком много.

Означенная рукопись переведена с иностранного языка и снабжена примечаниями созерцателя, решившего, что хотя она и содержит в себе немало вздора, однако отражает в немалой степени взгляды тогдашней просвещенной Европы на тогдашние (не слишком просвещенные) народы Северного Кавказа.

Каким образом рукопись (заметно пострадавшая от ее частичного употребления в качестве пороховых пыжей) попала к нашему лихому джигиту, а равно и вышеуказанные предметы, которые, несомненно принадлежали ее автору, остается неразрешенной исторической загадкой.

Итак, дословный текст рукописи перед вами.

Уважаемому другу (с надеждой, что это именно так и есть), бакалавру изящных искусств Иеронимусу Боку обращает свое послание благородный дворянин, любитель наук и путешествий

Клаус Пфефферкопф.

(В лето от P. X. 1702). [86]

Прежде всего, любезный мой товарищ по студенческой скамье в нашей alma mater, я должен объяснить свое столь многолетнее отсутствие и нежелание давать о себе сведений.

Глубокая обида на тех, кто распускал обо мне злостные сплетни и гнусную клевету, а тако же нежелание пачкать свой благородный клинок об их грязные потроха заставили меня, не тратя времени на прощальные церемонии, со всею возможною поспешностью уехать в Швецию. Я считал ниже своего достоинства опровергать слухи о том, будто я беру деньги в долг, а потом скрываюсь от кредиторов, и еще, якобы пользуясь благосклонностью одной дамы из почтенной семьи, я выманил у нее какие-то паршивые драгоценности и снес их в ломбард. [87] Хуже всего, что вся эта клевета исходила от наших же с тобой собутыльников, которые вдобавок распускали свои вонючие языки относительно не наших, а именно моих «похождений» по…ским [88] тавернам. Сейчас я объясню, как все было на самом деле, и пусть клеветники подавятся собственным дерь………… [89]

…..деюсь, мне удалось восстановить в твоих глазах мое доброе имя. Из всего вышесказанного можно еще раз понять, насколько правы были предки нынешних итальяшек, утверждая, что «magna est Veritas, sed rara». [90]

Теперь, с облегченной душой, я продолжаю повествование.

В Швеции, в славном университете города Упсала, я еще два года изучал медицину, философию и право. И я бы преуспел в науках, если бы роковые обстоятельства не заставили меня покинуть этот город………… [91]

…..ой пьяной потасовке я тоже немного участвовал, но не я проломил к квартовой [92] пивной кружкой пустую голову этого рыжего ублюдка, чтоб его… [93] Постоянное упование на господа нашего Иисуса Христа — да святится имя его и веках! — amen — и еще доброе знакомство (par exellence!) [94] с одной дамой из влиятельной в Стокгольме помогли мне попасть на секретарскую должность к послу Его Величества Карла XII в России, а затем в Иране, Людвигу Фабрициусу. Жизнь среди персов, коих некоторые народы Кавказа именуют «kizilbash», мне вскоре надоела, ибо не вызывала у меня интереса. К тому же в посольстве обнаружилась пропажа солидных казенных сумм, а подозрение (чудовищное своем свинстве) могло пасть и на меня. Словом, periculum in mora [95] оказалась нешуточной, и твой покорный слуга, собрав пожитки………… [96]

……..емче нескольких лет мне пришлось прослужить в качестве хирурга на провонявшемся пряностями корабле голландской Ост-Индской компании. (Молю бога, чтобы меня простили мои бывшие пациенты, ведь им, наверное, совсем недурно в раю).

И вот теперь, по прихоти судьбы, этой продажной бабы всем времени и народов [97] я вновь на шведской службе. Теперь я агент короля в Крымском ханстве и на Северном Кавказе. Не спеши осуждать меня, ученый бакалавр — а ныне, возможно, и магистр, в том, что я оказался на стороне сегодняшних врагов нашего милого сердцу faterland! Да, мое отечество оказалось в коалиции тех государств, которые воюют против Карла XII. И, к великому моему (а возможно и еще кое-кого из видных политиков Европы) прискорбию, эти государства оказались в союзе с Россией, широкая длань которой простирается на Кавказ и готова проникнуть в еще более отдаленные пределы. Но смотри, что получается дальше. Русский Питер уже потерпел сокрушительное поражение. Датский Фридрих капитулировал [98] , Саксонский курфюрст Август [99] более силен и дамских будуарах, нежели па поле брани. Дело идет к тому, что Европа рано или поздно откажется от поддержки русского медведя, и тогда Карл (не исключено, что в союзе с турками и крымцами) загонит его в такую берлогу, откуда он сто лет не вылезет! Московии будет не до южных провинций. Кому-то, ergo [100] , придется заполнять освободившуюся пустоту, брать под благосклонную опеку [101] здешних (прежде всего северокавказских) дикарей. Кому-то? А почему бы — в том числе — и не нашему государству? Ведь одним шведам этот кусок не по зубам, да не очень он далек от их разинутой пасти. Теперь, надеюсь, ясно, что ты имеешь (и всегда имел) дело с истинным патриотом [102] , каковым и надлежит быть доброму католику и потомственному дворянину. А добрым католиком, смиренным, искренним и……….. [103]