Шрифт:
Она закрыла глаза, ожидая волны отвращения – холодной, густой, скользкой, которая накроет ее с головой, сровняет с землей…
Но ничего этого не было. Василий Кириллович Ремизов, первый встречный, почему-то не вызывал отвращения. Он был нежен, страстен, и его прикосновения вызывали у Жанны совсем другой образ. Она совершенно не к месту представила, что это Юра…
Не открывая глаз, коснулась его плеч. Едва слышно засмеялась, ощущая, как на ресницах дрожат слезы.
«Я тебя люблю. Я тебя очень люблю…» – мысленно обратилась она к нему, к Юре. «И я тебя люблю…» – ответил он ей через движения другого человека.
«Как я ждала тебя… Как я ждала тебя!»
«И я тебя ждал. Только тебя. Только тебя…»
«Ты не уйдешь? Ты не уйдешь от меня?»
«Как я уйду от тебя? – удивился он. – Нет. Нет…»
Слезы лились у нее из закрытых глаз, она тихо смеялась – самое настоящее безумие. В эти мгновения она была счастлива – абсолютно и несомненно.
Потом они молча лежали, крепко обняв друг друга.
А еще некоторое время спустя Жанна наконец нашла в себе силы открыть глаза.
Она увидела перед собой в полутьме лицо незнакомого, чужого человека.
– Жарко… – пробормотала она и отстранила его от себя. Она была разочарована. Разочарована тем, что идея с первым встречным оказалась не самой удачной, потому что первый встречный оказался не так плох и еще он нечаянно представился ей Юрой Пересветовым – это уж чересчур…
– Жанна.
– Что?
– Ничего. Ты – Жанна. Ты знаешь, что это мое любимое имя?
– Жанна? Не понимаю… Мне так оно кажется пошлым. Вычурным каким-то. Провинциальным… – равнодушно ответила она. – Никогда не любила свое имя.
– Зря… Ты не понимаешь. Это чудесное имя. В нем нездешняя красота… – Ремизов поцеловал ее в плечо.
Жанна недовольно заерзала.
– Когда я жила на старой квартире, в соседнем подъезде были мать и дочь. Венера и Роза, – вдруг вспомнила она и засмеялась. – Вот ужас-то!
– Это у тебя московский снобизм, – нравоучительно возразил Ремизов.
– Снобизм?.. Видел бы ты эту Венеру и эту Розу! Килограмм по сто тридцать в каждой! Усики! Я у мужчин терпеть не могу усы, а уж у женщин… Роза и Венера!
Ремизов помолчал, трогая свои усы. Потом упрямо продолжил:
– Просто они не в то время родились, наверное. Жили б они лет на пятьсот раньше – неизвестно, кто бы из вас считался красавицей…
Жанна снова посмотрела на него, на сей раз с удивлением:
– О, вот ты какой…
– Женщина по имени Жанна представляется мне гордой и страстной. Жанна д’Арк! Та, которая не боится смерти… У нее в крови огонь. И вместе с тем она нежна… Ее любят, ей поклоняются мужчины – ее красоте, этому огню в ней…
– Жанна д’Арк была некрасива, – заметила Жанна. – А, вообще, когда узнают мое имя, сразу же вспоминают ту дурацкую песенку про стюардессу… А вот ты – Вася. Самый настоящий Вася! – Она толкнула его локтем в бок, и он ойкнул от неожиданности. – Ладно, пусти меня, я пошла.
– Куда?
– Домой, куда же еще! – удивилась она.
– Нет. Оставайся. Пожалуйста! Если у тебя дома какие-то неприятности, то оставайся здесь сколько угодно…
– Тогда я буду спать.
– Спи, конечно. – Он укрыл ее одеялом. Улегся рядом, подперев голову рукой, – смотрел на нее.
– А ты почему не спишь? – сердито спросила она.
– Я на тебя смотрю.
– Зачем?
– Ты красивая, – просто ответил он. – Я таких девушек только в кино видел. Нет, ты даже лучше! Ты мне веришь?
– Верю, – равнодушно ответила Жанна.
– Вот если бы тебя звали Розой, я бы не удивился… – пробормотал он. – У тебя волосы еще такие… – он сделал возле головы волнообразный жест рукой. – И цвет у них тоже… И глаза…
– Чайная роза… – сонно вздохнула Жанна. – У меня друг один есть, он мне уже в который раз эти чайные розы дарит.
– Друг?
– Да, самый настоящий… А еще говорят, что дружбы между мужчиной и женщиной не существует! – сердито воскликнула Жанна.
Ремизов откинулся назад, на подушку, и сложил руки на груди.
– Дивны дела твои, господи…
– Ты это о чем? – подозрительно спросила она – все равно не спалось.
– Обо всем. У тебя бывают предчувствия? Нет, даже не предчувствия, а другое – когда живешь и постоянно ждешь от жизни чего-то такого особенного, невероятного… Ожидание праздника! Все вокруг тебя манит, красота эта столичная неописуемая, огни и блеск… Кажется, завернешь за угол – и вот оно, чудо!