— Скорее, современных драматургах. Ладно, успокойся, у него просто такой характер. Я-то знаю, что с твоей пьесой все нормально.

Васильев положил телефонную трубку, открыл ящик стола и достал оттуда папку с рукописью. Он держал ее двумя пальцами так, словно боялся испачкаться.

— Перейдем к делу. Вот это твоя пьеса, Никита. Если, конечно, она заслуживает права называться пьесой.

Шилов сдержанно кашлянул. Этот разговор вызывал у него все большее и большее раздражение. Васильев как будто задался целью разнести начинающего драматурга в пух и прах.

— Пьеса показалась мне рыхлой, излишне затянутой. Некоторые сцены вообще не имеют права на существование. Кое-что выглядит просто странно. Все в целом — не смешно.

Никита прикрыл глаза рукой в страхе услышать окончательный приговор. Но Васильев, к его изумлению, неожиданно сказал:

— Но мне нравится. Несмотря на все недостатки, мне твоя пьеса понравилась.

Никита криво усмехнулся.

— Большое спасибо, вы очень любезны.

Васильев помахал ему пальцем, как разбаловавшему шалунишке.

— А ты не умничай, парень, не умничай.

Режиссер положил папку с рукописью на стол и стал задумчиво перелистывать страницы.

— Я тебе скажу, почему она мне нравится. В этой пьесе есть то, что я люблю. Она правдива. Ты знаешь, это может показаться странным, но в последнее время мне не попадались работы, за которыми я видел бы настоящую жизнь, настоящие чувства. А вот в этой пьесе они есть.

Он встал из-за стола и отвернулся к окну. Пауза затягивалась.

Никита и Сергей переглянулись, пожали плечами.

— Юрий Петрович, вы меня, конечно, простите, — взял на себя инициативу Лисичкин, — но все-таки нам хотелось бы узнать — что вы решили насчет постановки?

— То есть?

— Помнится, вы говорили, что намерены сделать спектакль по этой пьесе. Надеюсь, это еще в силе?

Васильев посмотрел на него с таким неодобрением, что у Никиты все внутри похолодело. Может быть, Лисичкин поторопился?

— Я еще ничего не решил.

— Но ведь… — начал было Сергей, однако Шилов дернул его за рукав.

— Да, молодость всегда нетерпелива, — улыбнулся Васильев. — Я понимаю, вам все хочется знать наперед. Что ж… сформулируем вопрос так: Никита, ты смог бы на месяц запереться в четырех стенах и притвориться, что еще не все знаешь в этой жизни?

Никита повеселел. Значит, его пьеса все-таки будет принята к постановке. Необходимо лишь доработать ее.

— Конечно, — кивнул он.

— А это не будет мешать твоей личной жизни, каким-то другим планам?

— Нет, — уверенно ответил Шилов. — Во-первых, я приехал сюда затем, чтобы добиться постановки. Ради этого я готов сидеть взаперти даже целый год.

— Ну, год — это слишком много, я могу и не дожить, — улыбнулся Васильев. — А вот месяца будет вполне достаточно. Ты еще что-то хотел сказать?

— Да. Кроме всего прочего я надеюсь, что мне поможет Сергей.

— Это лишнее, — заявил режиссер. — Над этой пьесой будем работать только ты и я. Я возьмусь за постановку лишь тогда, когда мы сделаем из сырой рукописи настоящее произведение искусства.

Когда Сергей и Никита вышли на улицу, Шилов выглядел самым счастливым среди живущих на этой земле. В мечтах ему уже грезились премьера, шумный успех, рукоплескания публики, положительные заметки театральных критиков в газетах и журналах…

— Я уверен, что все будет отлично. Мне показалось, что Васильев думает точно так же, — сказал он.

Но Лисичкин был настроен менее оптимистично.

— Он, конечно, хороший режиссер, но мне показалось… — Сергей осекся.

— Что тебе показалось?

— По-моему, он не хочет давать мне главную роль.

— Нет, это невозможно. Я сам буду настаивать на том, чтобы именно ты играл роль моего отца. В конце концов, драматург я или нет? Я имею право выбирать актеров на роли в моей пьесе.

— Ты плохо знаешь театр. Актеров будет выбирать режиссер. Теперь судьба постановки зависит от него.

— Но ведь я лучше знаю характеры своих героев.

— Это не имеет никакого значения. Режиссер разрабатывает сценическую концепцию, не говоря уже о том, что саму пьесу он постарается подогнать под собственные представления. Впрочем, если он и не выберет меня на главную роль, то будет прав.

— Почему? Ведь ты так давно мечтал об этой роли.

— Я еще слишком молод для нее. Наверное, мне не стоит переживать по этому поводу.