Шрифт:
Сыграли свою роль показания десантников о том, что бывший заключенный Зосимов активно участвовал в бою и уничтожил двух эсэсовцев.
— Александр, подготовь рапорт, укажи свое мнение о военнопленном Зосимове, — сказал особист. — Пантелеев согласен зачислить его в штат десантной роты. Даже политотдел одобрил. Пусть, мол, искупает вину и рассказывает людям о фашистских концлагерях. Ну что, Никита, будешь искупать вину?
Беляев насмешливо посматривал на красноармейца.
— Так точно, — вставая, козырнул тот.
— А в чем твоя вина, знаешь?
— Присягу нарушил… на немцев работал. — Зосимов растерянно поглядел на Чистякова. — В общем, сдался в плен и…
— Все, иди, — перебил его Беляев. — Найдешь командира десантной роты. Предписание у тебя на руках, будешь продолжать службу.
От особиста вышли вместе. Красноармеец крепко пожал руку Чистякову:
— Спасибо большое, товарищ капитан.
— За что спасибо? Не сегодня завтра в бой пойдешь. Немцы дерутся отчаянно, потери несем большие.
— По крайней мере, с чистой совестью домой вернусь. А если не вернусь… — Никита запутался еще больше и обреченно махнул рукой: — Как будет, так и будет! Кому что на роду написано.
Чистяков сам отвел Зосимова к командиру десантной роты Олегу Пухову. Младший лейтенант пришел в полк прошлым летом, сразу угодил в гущу боев, был ранен. Отлежав сколько-то в медсанбате, снова вернулся в полк.
Взводом командовал неплохо, повышался в званиях, а в конце сорок четвертого года был назначен ротным. Сейчас в уверенном в себе старшем лейтенанте Пухове было уже не узнать растерянного «шестимесячного» младшего лейтенанта, впервые попавшего на передовую.
Один он из взводных командиров остался, а со временем заменил ротного. Остальные погибли или по ранению выбыли. Тоже судьба. А может, щуплый, невысокого роста парень оказался шустрее, увереннее других. По-разному люди привыкают к войне — Олег Пухов учился быстро.
Успевал первым выстрелить в ближнем бою, где надо, рисковал, но и без нужды на рожон не лез. Приклеенное поначалу десантниками прозвище Пушок так же быстро отклеилось. Боевой парень. Поздоровавшись с Чистяковым, Олег скептически оглядел бывшего военнопленного.
— Значит, в лагере всю войну прокуковал?
На груди девятнадцатилетнего старшего лейтенанта позвякивали две медали, блестел вишневой эмалью орден Красной Звезды, а на поясе висел трофейный «парабеллум».
— Он не в пионерском лагере три с лишним года провел, — резко заметил капитан. — Совершил из лагеря побег, нам помогал. Двух эсэсовцев в бою прибил. Так что бросай свой тон. Их в том лагере меньше сотни из двух тысяч осталось. Остальных давно постреляли и в ров побросали.
— Слышал я. Ребята рассказывали.
— Ну, если рассказывали, нечего проверки устраивать. А в десант сажай его на мою самоходку, я ему верю. И покорми человека, голодный, наверное.
В последующие несколько дней Чистяков получил для своей батареи новую самоходку. Анатолий Корсак уже выписался из санчасти и вместе с экипажем готовил машину для боевых действий.
Для усиления бронезащиты самоходок от кумулятивных снарядов и фаустпатронов, было приказано навесить на лобовую броню и частично на борта запасные звенья гусениц.
— Вряд ли поможет, — скептически качал головой механик Савушкин. — Снаряд «восемь-восемь» любую броню пробьет.
Вмешался Манихин, который рассказал, как в сорок втором году, когда он служил в пехоте, его товарища спас от осколка металлический портсигар в нагрудном кармане.
— Осколок величиной с косточку от сливы, — показывал размеры Василий. — И с зазубренными краями. Ну и что ты думаешь?
— Ничего я не думаю и в сказки не верю.
— Застрял в портсигаре. Ударило крепко, даже ребро сломало, а портсигар от смерти человека спас. Вот тебе и сказка.
Таких историй о счастливых случаях ходило бессчетное множество. Поэтому Миша Савушкин лишь отмахнулся:
— Сравнил осколок с кумулятивным снарядом! От него одно спасение, вовремя увернуться или первым выстрелить.
Коля Марфин, решительный по характеру и не отягощенный мыслями о семье и детях, заметил:
— Кумулятивный снаряд нашу броню метров за пятьсот возьмет. А мы за километр любой танк или пушку накроем.
— Как наводчик, так снайпер! — фыркал Савушкин. — Пока под Ландсбергом две «штуги» уделали, четыре танка потеряли, и самоходка Тырсина три дня подбитая в степи простояла.