– Мотылек прилетел на огонек… Ваня, бубновый король что означает? – спросила Оля, мешая карты.

– Обман. Впрочем, я в картах не силен! – засмеялся Иван. – У Муры уточните… Кстати, проходил сейчас мимо ее окна – смотрит, не отрываясь, какое-то ток-шоу. Ну, где давно потерявшиеся люди находят друг друга, и рыдает в три ручья. На экране, в студии, тоже все рыдают как помешанные.

– Может быть, она кого-то потеряла? – предположила Оля. – Тайна старой домработницы…

– Никого она не теряла! – холодно заметила Кристина. – У нее есть взрослая дочь в Москве, старая дева, которой уже за сорок, одна нога немного короче другой… Мура помыкает ею, как хочет.

– Бедная дочь… – вздохнула Оля. – Почему так происходит?.. Люди рыдают над чужими судьбами, а жизнь своих близких превращают в ад! Я не только о Муре сейчас говорю…

– Это так! – горячо согласилась Кристина. – Просто помешались все на ток-шоу. Особенно если учесть, что все эти истории придуманы хитрыми телевизионщиками…

– Лицом к лицу лица не увидать, – вздохнул Иван и сел на краешек деревянной скамьи. Время от времени он посматривал на погружавшуюся в густые сумерки аллею. – Мы не можем оценивать себя и свою жизнь, поэтому любим подсматривать за другими людьми…

– О-чень любим! – подхватил Силантьев, появляясь в беседке.

– Ярослав Глебович, вы аки тать в ночи! – нервно засмеялся Иван. – Подкрались незаметно…

– Ненавижу все эти… массмедиа! – фыркнул Силантьев. – А хуже всего, что сейчас через средства информации насаждается эта чертова политкорректность.

– Чем же плоха политкорректность? – изумилась Кристина.

– Да тем, что теперь всякой сволочи нельзя сказать, что она сволочь и дрянь! – Силантьев с треском почесал затылок.

– Вы что-то путаете… – поморщилась Кристина, отсаживаясь от Силантьева подальше. – Политкорректность – это совсем другое. Например, чернокожие жители Америки… Они имеют право на то, чтобы их называли афроамериканцами, а не неграми!

– Да при чем тут чернокожие жители Америки… – рассердился Силантьев. – Вы хоть одного чернокожего в этой глуши видели?.. Кстати, анекдот о корректности: дурака теперь не принято называть дураком, теперь надо говорить – человек с гуманитарным складом ума.

Все невольно засмеялись.

– Это еще что… – сквозь смех произнесла Оля. – Мы не так давно с Викентием смотрели на DVD очередной фильм со Шварценеггером, так там Терминатор требует, чтобы главный герой называл его не роботом, а компьютерным организмом!

– Вот-вот! – с удовольствием кивнул Силантьев. – Сейчас все свои права качают. Я такой особенный, я требую к себе уважения… Этак и сатану оправдают! А что? Тоже существо, имеет право на собственное мнение, в том, что у него расхождения с богом, не виноват…

– В чем-то вы, конечно, правы, Ярослав Глебович… – вздохнул Иван, отсмеявшись. – Но мы, если честно, говорили о другом.

– Да не важно… – Силантьев махнул рукой. – Слушай, Ваня, ты вот что, сходи к этой старой кукле, она тебе больше доверяет…

– К кому?

– Да к Муре же! И попроси у нее ключи от буфета…

– Никуда я не пойду! – сердито закричал Иван. – Вам надо, вы у Марьи Тимофеевны и просите…

– Вот они, гуманисты… – криво усмехнулся Силантьев. – Тогда вы, Оленька!

– Я? – удивилась Оля. – И как я ей объясню, зачем мне ключи понадобились?

– А вы не для себя, вы для Кеши! – вкрадчиво подсказал Силантьев. – Он якобы немного простудился в городе, а вам надо сделать ему компресс… Вы же доктор, в конце концов! Для медицинских целей она жалеть не будет.

– Ярослав Глебович, перестаньте! – рассердилась Кристина. – Оля, не слушай его…

– Какие же вы все правильные, – с ненавистью произнес Силантьев. – Правильные и недалекие! Но ничего, скоро страны третьего мира вас задушат… Повымрете все, гуманисты хреновы!

Ворча, он вышел из беседки.

– Вот человек… – через некоторое время со смешком произнес Иван. – Никакой совести! Пришел, обругал нас всех и ушел.

– Он горький пьяница, – серьезно произнесла Оля. – Мне его жалко…

– Мне бы его тоже было жалко, если бы он не задирал всех подряд, – сказала Кристина.

– Но он сам себя не жалеет!

– Знаете, какая у него логика? – вдруг оживился Иван. – «Все сволочи, и поэтому я выпью». Или: «Я сволочь и потому выпью!»

У Оли в кармане зазвенел мобильный.