– Дели на девятнадцать, – говорит сержант. – Черт его маму знае, когда мы снова получим харчи… – И видя, что ребята в нерешительности стоят над остатками продуктов, добавил: – Це на фронте часто бувае, що мэртвые кормят живых…

– А вещи? – не выдержал кто-то.

– Вещи убитых, хлопчики, треба сдать на склад.

– Вот наш санаторий, – сказал Гена, когда мы подошли к школе.

Стены, еще целые позавчера, теперь были изъедены осколками. Во дворе зияли две большие воронки, и несколько воронок поменьше уродовали улицу, Воробьи, чирикая, залетали в разбитые окна. Палисадник повален по всей длине. На кустах сирени трепещут, зацепившись за ветки, какие-то бумажки. Кругом осколки стекла, солома, обломки черепицы. Запустение…

– Пускай тий лысый дядька ночует у энтой хатини! – сказал Цыбенко, осмотрев пустые классы, – А нам треба печку. Гайда, хлопцы, вон до тих особняков. Сдается мне, що тамочко е не тильки сор да пауки.

Он показал на хатки-сироты, белевшие на той стороне улицы. Через несколько минут мы втащили в наиболее уцелевший домик свои вещмешки и рюкзаки.

– А ну, хлопцы, пошукайте чего-нибудь в огороде, – подмигнул сержант, – Если глаза в мене не брешуть, растет там добрая картопля, морква та буряк. Тягайте, що найдете, сюда, и мы з вами такий борщ заваримо, какого не пробовал сам командующий фронтом. Да не забудьте прихватить грушок та яблочек для узвару. Ежели послали нас сюда на отдых, то будемо отдыхать по-настоящему.

– Товарищ сержант, а хозяева?

– Тю, хозяева!… Теи хозяева давно вже в Ардоне або у той самой Архонской. Что касаемо сада та огорода… то не пропадать же даром продукту у земле.

Я обошел низкие полутемные комнаты.

В первой, в углу, была небольшая печурка на одну конфорку. У окна стоял стол, покрытый старенькой, вытертой на углах клеенкой, и два табурета. На стене над плитой висела начатая связке лука, а на некрашеной деревянной полочке с бордюрчиком из бумажных кружев лежало несколько головок чесноку, щербатая деревянная ложка и стояла полулитровая банка, на треть наполненная серой крупной солью.

Во второй – две кровати с жиденькими ватными матрацами, коричневый сундучок, обитый полосками жести, венский гнутый стул с продавленным сиденьем, на подоконнике – тряпичная кукла, лицо у которой было неумело нарисовано химическим карандашом.

В третьей комнате стояла еще одна кровать, фанерная тумбочка и стул.

По всему было видно, что здесь жили небогатые люди, которые от зари до зари отдавали свой труд земле.

Я откинул крышку сундучка, Там ничего не было, кроме пустых аптечных флакончиков, старых школьных тетрадей с изображением дуэли Пушкина с Дантесом на обложках и кипы пожелтевших от времени газет. Все наиболее ценное хозяева, видно, успели захватить с собой. Где-то они сейчас?

В кухне загремели железом. Оказывается, в сарае ребята нашли приличный полутораведерный казан и теперь прикидывали, станет ли он на плитку. Кто-то принес старую оконную раму и щепил ее для растопки.

В хатку ворвался один из посланных за "морквой и картоплей".

– Товарищ сержант! – воскликнул он потрясение. – Выйдите на минутку, посмотрите, что я нашел!

– Що там таке?

– Да выйдите же скорее!

Мы выкатились из домика во двор,

– Там! – показал парень в заросли малиновых кустов.

Он повел нас в самый конец сада, и там, у плетня, мы наконец увидели его находку.

То был маленький, лет четырех, мальчик и рядом с ним – белая курица. Мальчик сидел на земле, а курица стояла возле него, втянув голову в плечи и полузакрыв глаза. Она была не то оглушена, не то контужена, так как не пыталась никуда убежать.

Когда мы подошли к мальчику, он поднял удивительные, ясного фиалкового цвета глаза и сказал только одно слово:

– Хлиба…

Кто-то вынул из кармана сухарь и протянул ему.

Мальчик принял сухарь в обе руки, прижал его к щеке и заплакал. А когда успокоился немного, то в первую очередь бросил несколько крошек курице. Курица склевала крошки и вновь погрузилась в оцепенение.

– Дела… – произнес Цыбенко, и впервые на его лице я увидел растерянность.

Он перебросил автомат за спину и присел перед мальчиком на корточки.

– Виткиля ты здесь… такий?

– От мамки, – сказал мальчик.

– Это известно, що от мамки. А где твоя мамка е?

– Вона за водой пийшла. А мене у яму сховала.

– . В яку яму?

– Та в огороде.

– Здесь?

– Не. Це не наш огород.

– А где есть ваш огород?

– Тамочко… – показал мальчик рукой куда-то в сторону,

– Так зачем же ты убежал? Сидел бы возле своей хаты та мамку ждал.

– Немае хаты, – сказал мальчик, вздрагивая, – Воны всю ее огнем попалили…

– А курица чья? – спросил кто-то из ребят.

– Моя. Вона сама ко мне прибежала…

Он погладил курицу по спине. Курица переступила с ноги на ногу.