Шрифт:
Я оглядываюсь. Ребята все еще плещутся под краном,
Неужели мать не понимает, что я уже взрослый и что ее опека мне не нужна, что мне неудобно перед ребятами? Вот ведь и Васю Строганова никто не провожает, и Витю Монастырского, Я укоризненно взглядываю на мать и вдруг замечаю недалеко от нее Лидию Ивановну, мать Вити Денисова.
– Витька, – говорю я, – Лидия Ивановна пришла!…
Но Витька уже и без меня заметил, Он бросается к забору и начинает о чем-то оживленно разговаривать с матерью. Она передает ему какие-то свертки, кулечки,
– Илларион, – говорит мне мать, – Я тебе масло принесла, И помидоры. А вот здесь – огурцы…
Я подхожу к забору, принимаю от нее масло, завернутое в провощенную бумагу, и пакетики с огурцами и помидорами.
– Не слышал, когда вас отправят?
– Нет, ничего не слышно, но, наверное, скоро, – говорю я.
– Может быть, тебе денег дать? Мало ли что…
– Не нужно, мам, Для чего в армии деньги?
– А то возьми, – говорит она. – У меня с собой есть двадцать рублей,
– Не нужно, ма!
– Ты слышал, что немцы взяли Георгиевск?
– Знаю!
Глаза у нее наливаются слезами. Ну вот…
И тут с середины военкоматовского двора катится рокочущая команда:
– Призывники! Стр-р-оиться!
…Мы стоим в колышущемся строю посреди двора. Справа от меня Лева Перелыгин, слева Витя Денисов, Сколько же всего нас? Наверное, человек двести, не меньше, В четыре ряда мы стоим на вытертой ногами траве военкоматовского двора, И все это очень похоже на какой-то огромный урок военного дела. Сейчас, вот сейчас выйдет к строю преподаватель в полувоенной форме, сделает деревянное лицо и по-фельдфебельски рявкнет:
– Смир-р-р-на!
И когда шеренга застынет, выпятив вперед подбородки, подмигнет и самым обычным голосом скажет:
– Сегодня придется побегать, ребята,
Только один короткий миг это было похоже на урок, А потом из черного провала военкоматовской двери вышел седой подполковник, остановился в десятке шагов против строя и, терпеливо переждав, когда затихнет шевеление и шелест голосов, начал негромко:
– Товарищи призывники! Вы начинаете службу в Красной Армии в трудный для Кавказа час. Вчера в полдень фашистские войска заняли Георгиевск и Минеральные Воды, Части нашей Тридцать седьмой армии в настоящий момент ведут упорные бои под Пятигорском. Враг рвется к нашему городу. Быть может, через несколько суток здесь пройдет линия фронта. В этих тяжелых условиях командование Северо-Кавказского военного округа решило досрочно призвать вас на военную службу и вывести из города. Многим из вас еще не исполнилось восемнадцати. Но в минуту грозной опасности для нашей Родины вы не можете оставаться в стороне. Сегодня вы становитесь защитниками священных завоеваний наших. Вы попадете в военные гарнизоны, где вас будут учить владеть техникой, которую Родина вам доверит. Быть может, вам придется учиться воинскому мастерству в боевых условиях, Я верю, что каждый из вас выполнит воинский долг, как подобает советскому человеку, Присматривайтесь, что и как делают ваши старшие товарищи. Будьте беспощадны и непримиримы к врагу.
– Значит, прикомандируют к частям, – шепнул мне Лева. – Надо держаться вместе.
– Постараемся…
Подполковник умолк.
Сорвавшийся с гор ветер прошелестел лапами акаций, растрепал волосы на его голове и, закрутив легкий смерч пыли на спортивной площадке, улегся у стены здания.
Строй качнулся, зашевелился, загудел и вдруг сломался сразу в нескольких местах.
Тогда подполковник поднял руку и крикнул голосом, мгновенно остановившим всякое движение:
– Внимание! Приказа расходиться не было! Сейчас вас разобьют на взводы и командиры объяснят каждому взводу дальнейшие задачи.
3
Сержант Цыбенко с широким скуластым лицом и носом, похожим на барабулю, сказал так:
– Значится, хлопчики, пийдемо мы сейчас до военного городка, що находится за переиздом, и выдадут нам тамочко усяку справу, що солдату положено. Винтовки та боезапас там тоже е. Управимось з обмундировкой – будемо чекать особого распоряжения от начальства. Розумиете?
Лева Перелыгин выдвинулся вперед:
– Товарищ сержант, разрешите спросить?
Цыбенко повернул к нему свою барабулю:
– Ну, спытай.
– Товарищ сержант, вы видели немцев?
Мы замерли, Левка был заводилой в классе. Он любил путать учителей каверзными вопросами, причем задавал их с таким святым видом, будто родился всего минуту назад,
Цыбенко тяжело переступил ногами, скосил глаза в сторону:
– Германа, хлопец, я ще пид Ростовом бачил.
– Ну и как? – с ехидцей спросил Левка,
– Гарные солдаты, – сказал Цыбенко. – Добре воюють, Тильки если их пьять на одного.
Взвод тыкнул смехом,
– Позвольте узнать, а в каких частях вы воевали?
Цыбенко заложил большие пальцы рук за пояс:
– У самых обыкновенных. У рабоче-хрестьянских.
– Ясно, что не в петлюровских. Я спрашиваю: в пехоте или в артиллерии? А может быть, в кавалерии?
Левка явно намекал на кривоватые ноги сержанта. Витя Денисов дернул Левку за пиджак:
– Довольно, слышишь? Для чего эта лавочка?
– А мне интересно! – огрызнулся Левка.
Но Цыбенко, видимо, не заводился с полуоборота. Он улыбнулся Левке снисходительно и добродушно.