И тотчас же по настилу деревянного моста снова затопотал кто-то в торопливом беге. Басмач Канлы-Баш остановился на спуске с моста в пески и окинул нетерпеливым взглядом расстилающуюся перед ним пустыню. Темный силуэт Мухамеда виднелся уже на половине верблюжьего горба Шах-Назара. Басмач потянул погонный ремень, чтобы короткий кавалерийский карабин не бил на бегу в спину, и припустился неуклюжей рысцой к холмам Шах-Назара.

И в третий раз заскрипел под чьими-то шагами горбатый деревянный мостик, перекинувшийся через журчащий арык на околице аула Сан-Таш. То была Джемаль.

Она, подобно басмачу, остановилась в нерешительности перед спуском в пески. Перед ней лежала пустыня. Оттуда, словно из гигантского печного жерла, тянуло на девушку горячим дыханием прокалившихся за день песков. Джемаль огляделась По склону Шах-Назара медленно двигались два человека. Отсюда они казались тараканами, нерешительно ползущими по хлебной краюхе. Но тени их под низкой луной легли через всю пустыню до горизонта. Джемаль вскрикнула и побежала, придерживаясь облегчавших ей бег глубоких следов, оставленных Мохамедом и басмачом…

От бешеного подъема на крутой склон Шах-Назара грудь девушки дышала прерывисто и хрипло. Джемаль устало подпиралась подобранной на бегу палкой. Но теперь, к счастью, подъем кончился. Она стояла уже на вершине холма, срезанной, словно искусственно, горизонтальной площадкой. И по этой площадке, проваливаясь в ямы и канавы, брели устало два человека: аульный учитель и басмач. Они шли друг от друга на расстоянии не большем полукилометра. Крикни один, другой легко услышал бы этот крик.

«И как Мухамед не догадается обернуться?» — подумала Джемаль, Девушка легла в тени одинокого саксаулового куста, попрежнему не спуская взгляда с двоих людей, медленно бредущих по вершине Шах-Назара.

Вот передний из них, Мухамед, остановился, внимательно рассматривая что-то у себя под ногами. А затем опустился на колени. Повторяя его движения, басмач опустился на корточки, скрывшись за песчаным бугорком. Но Мухамед разочарованно поднялся, обошел, сделав замкнутый круг, то место, которое только что разглядывал, и вдруг замер, насторожившись. Басмач беспокойно завозился и поднялся на полусогнутых ногах, выглядывая из-за бугра. А Мухамед вдруг упал, как сбитый ударом, на колени и, выхватив из-за пояса коротенькую солдатскую лопатку, начал бешено раскидывать ею песок.

— Тохта! — крикнул вдруг басмач, прыгнув через бугор. — Кильмайтур! [20] .

Мухамед рывком вскочил, увидав Канлы-Баша, поднял над головой словно для удара лопатку и, повернувшись, побежал.

— Тохта! — снова свирепо крикнул басмач. Но Мухамед не остановился. Канлы-Баш взвизгнул и пустился за ним в погоню.

— Золим! [21] — крикнула в отчаянии Джемаль. Жалобный крик ее словно на тоненькой ниточке повис и оборвался бессильно. Но и этот легкий вскрик услышал басмач. Он быстро оглянулся, увидел Джемаль и остановился в растерянности, глядя то на девушку, то на бегущего Мухамеда

Воспользовавшись этой секундной растерянностью басмача, Джемаль рванулась в сторону, на песчаном оползне полулежа скатилась с вершины Шах-Назара и поднявшись снова на ноги, побежала.

Канлы-Баш кричал что-то отчаянно ей вслед. Но эти крики как удары били ее в спину, и она ускоряла свой и без того неистовый бег.

Джемаль бежала вниз, в аул. Она спешила привести вооруженных аульчан на помощь брату.

С трудом удерживая ознобливую утреннюю дрожь и переступая стыдливо босыми ногами, Семен Кузьмич Немешаев испуганно слушал бессвязный рассказ Джемаль. И вдруг хлопнул крепко себя по лбу.

— Эх, Семен Кузьмич! Ежели человек так глуп, как ты, то это уж надолго! Видите ли, Джемаль, в чем дело. Ведь я слышал сегодня вечером, как Мухамед грозил арестом этому проклятому басмачу. А басмач от злости даже зубами заскыркал! Надо было ожидать от него всяких гадостей, надо было мне тогда же принять какие-нибудь меры, ежели сам Мухамед так беспечен. А я-то, дурень стоеросовый!..

И Семен Кузьмич, как был босой, ринулся из сакли на улицу, неистово вопя:

— Милиционера сюда! Где он? Тьфу, чорт! Как назло, и милиционер из аула уехал!

Но навстречу ему, уже поднятые с постелей воплями джарчи (вестовщиков), бежали пешие, мчались на неоседланных конях аульчане, вооруженные и современными винтовками и дедовскими кремневыми «мултуками». Аул наполнился людскими криками, звяканьем оружия, лошадиным ржаньем, неистовым лаем собак. Звуки эти улетали далеко за пределы аула, ударялись о песчаные груди угрюмых барханов и расплескивались тысячеоткликным эхом по молчаливой пустыне.

Раис аулсовета, растолкав галдящую толпу декхан, пробился к Немешаеву и, колотя неистово себя в грудь, закричал, что нужно сию же минуту бежать к старому бандиту Непесу, живущему на окраине аула.