— Что она сказала?

Я с трудом сдержалась, чтобы не запустить ему в голову пышные булочки из стоявшей передо мной корзинки. Но, как только он отошел, я повернулась к Октавио.

— Почему он меня не понял? – была вынуждена спросить я, надеясь, что по голосу не понятно, как я раздосадована.

— Потому что ты говорила недостаточно громко.

— А-а-а…

Мы сидели в ресторане при Каса-Ламма – известном культурном центре и школе искусств, совсем недалеко от нашей квартиры. Это было потрясающее место. Но, несмотря на умиротворяющее журчание воды, льющейся струйками на камушки, которыми был выложен фонтан, опоясывающий здание, я знала, что чувствовала бы себя гораздо комфортнее, сидя на пластмассовом ящике и жуя тортас.

Потом Октавио, как будто прочитав мои мысли, повернулся ко мне и спросил:

— Так ты по-прежнему ешь на улице?

— Ага, каждый день.

Теперь у меня сложился идеальный распорядок питания на улице. По утрам – тамале от старушки у метро «Поланко». После работы – сэндвич и пластиковый стаканчик свежих фруктов от старичка, который каждый день привозил еду в кузове своего фургончика. Позже я находила что поесть в одном из сотен ларьков на улицах Ла-Рома.

Октавио покачал головой с изумленной улыбкой. Поэтому я пустилась в объяснения, что есть на улице – новый для меня опыт. В Австралии все под таким строгим контролем, все так регламентировано, что даже на уличные представления перед прохожими требуется разрешение. Здесь же, в Мексике, улицы многофункциональны. Они служат не просто путем, по которому можно добраться из одного места в другое. Это место, где едят, готовят, продают, покупают, встречаются, устраивают представления. Но Октавио перебил меня и тоном, призванным обличить мой наивный идеализм, пояснил, что коммерческая деятельность в общественных местах здесь также является незаконной и что уличная торговля – это форма организованной преступности: она существует только потому, что полицейские берут взятки. В результате разоряются законопослушные торговцы, так как не могут соперничать со своими не платящими налогов конкурентами, которые воруют электричество и не обязаны платить за аренду помещения.

— Но какой еще есть выбор у людей в стране, где безработные социально не защищены? – спросила я. – Конечно, продавать сандвичи – более безобидное занятие, нежели наркоторговля или похищения людей!

— Ну, легальных возможностей устроиться на работу могло бы быть и больше, если бы люди вроде тебя не поддерживали теневую экономику.

— Ну, по крайней мере, я не ем каждый день в доме у своей матери. – Это все, что я могла сказать в ответ.

Октавио тут же начал оправдываться:

— Мне так просто удобнее… ты же знаешь, у меня такой длинный рабочий день… – Однако он явно был сконфужен, и я решила, что мы квиты.

Мы решили купить кое-какие продукты домой, поскольку мать Октавио предоставила нам холодильник. Оплатив счет, который (слава богу!) сразу забрал Октавио, мы поехали на местный рынок. Ни он, ни я не отважились бы поехать в «Мегамарт» в субботу утром.

Почти в каждой колонии есть свой рынок, известный как ianguis. Это слово из языка науатль, на котором говорят ацтеки. Здесь продают все что угодно: главным образом продукты, но также и растения, цветы, пиньятас [11] и маскарадные костюмы. Мы начали с фруктовых и овощных отделов, пытаясь продолжать разговаривать, в то время как владельцы палаток кричали нам:

– G"uero – манго, помидоры, авокадо! Лучшая цена!

Меня утешало то, что Октавио тоже называли белым. Он физически отличался от большинства людей на рынке: его кожа была светлее, и он возвышался над основной массой покупателей, так что потерять его из виду было невозможно. В какой-то момент я увидела, как он спорит с продавцом фруктов.

— Он думал, что я гринго, поэтому попытался взять с меня больше денег, – объяснил Октавио.

Мы быстро прошли через мясной отдел. С крыши свисали туши, под которыми на белый плиточный пол натекли лужи крови. Мужчины с широкими ножами и широкими улыбками стояли рядом, готовые отрезать любую часть туши. Мы зашли в отдел товаров для дома. Октавио обратил мое внимание на плетеный коврик из пальмовых листьев и предложил купить его для нашей гостиной. Я согласилась. А потом он сказал кое-что интересное:

— Знаешь, мы с моей бывшей девушкой никогда не могли договориться, что покупать для дома.

Меня как кирпичом по голове огрели. Октавио не гей. Я и сама уже начала это подозревать, но теперь получила официальное подтверждение.

— Да уж, у нас с ней были такие разные вкусы, – продолжал он.

«У нас с Октавио такой проблемы нет», – самодовольно подумала я. А потом напомнила себе о том, что даже несмотря на то, что Октавио нравятся женщины и мы вместе делаем покупки для нашей квартиры, на самом деле мы в близких отношениях не состоим.

Я слушала, как Октавио рассказывает о своем тяжелом разрыве с канадской подругой, который произошел, когда он решил вернуться в Мексику. Он все еще думал о ней, но, несмотря на отчаянные попытки матери пристроить его к какой-нибудь кузине, с женщинами после возвращения на родину ему не везло. Однако его теперешним потенциальным увлечением была роскошная французская виолончелистка, которая сейчас записывала несколько треков вместе с его группой, и он собирался пригласить ее на ужин. Слова «роскошная французская виолончелистка» убедили меня наконец в том, что у нас с ним все-таки очень мало общего, и я поклялась никогда больше не думать о нем ни в каком романтическом контексте. Такие мысли привели бы к крушению наших гармоничных добрососедских отношений и закончились бы для меня не только разбитым сердцем, но и потерей крыши над головой.

Тут мы добрались до рядов с магической утварью, где продавались всевозможные зелья в бутылках, глиняные фигурки различных святых и младенца Иисуса, ведра с высушенными куриными ножками и кроличьими лапками. Я заметила на одной из бутылочек наклейку с надписью: «Приворотное зелье».

— Смотри, Октавио, – шепнула я, – вот что может тебе помочь со свиданием на следующей неделе.

— Ты полагаешь, что одного моего обаяния будет недостаточно? – отозвался он.

— Ну, все-таки полгода прошло, – улыбнулась я. После чего Октавио подхватил большой арбуз и пригрозил запустить им в меня.