— Вы уже знаете, где какой вулкан? – спросила мать Октавио. – Ахуско – на юге. На востоке – Истаксиуатль и Попокатепетль.

Они похихикали над моими безуспешными попытками выговорить эти названия:

— По-по-ка-те-петль.

Потом женщина повела нас в гостиную и указала на диваны с кремовой льняной обивкой. Я обвела взглядом эту прелестную комнату, задержавшись на прекрасных экспрессионистских полотнах, доминировавших в ее пространстве.

— Садитесь, пожалуйста. Октавио, милый, сделаешь нам кофе?

Когда тот вышел, она зашептала:

— О, надеюсь, он хорошо ведет себя с вами? Я-то знаю, что жить с ним вместе может быть совершенно невыносимо. Вы, пожалуйста, звоните мне, если у вас с ним возникнут какие-то проблемы… Ой, и еще кое-что, пока я не забыла… Думаю, вы, вероятно, уже поняли, что это довольно опасный город. Октавио рассказывает, что вы ездите на метро и ходите везде совсем одна… позвольте мне только заметить, как вы рискуете, милочка, в самом деле! Ведь, скажем честно, вы здесь беззащитны.

Вернулся Октавио с кофе:

— Мама, ради бога, она не ребенок.

— Да, да… И Окти такой же. Он знает, что мог бы жить в квартире этажом ниже этой, в полной безопасности, но он этого не желает. Нет, я все понимаю: вы, дети, хотите быть независимыми, следовать моде и жить, как нищая богема в Колония-Рома… Я сама такой была в вашем возрасте…

Октавио что-что буркнул по-испански, и они заспорили.

В машине, по пути домой, Октавио извинился за прочитанную мне его матерью лекцию по безопасности.

— Не нужно извиняться. Очень мило с ее стороны, что она обо мне беспокоится, – заверила его я.

— Мексиканские мамы любят беспокоиться обо всех вокруг – сказал он.

Меня подмывало спросить у него, какого происхождения его мать, но я хорошо усвоила урок. В природе существуют мексиканцы-блондины.

— Круто, у нее безупречный английский.

— Еще бы – она училась в Оксфордском университете.

Я спросила, чем она занимается сейчас. Октавио рассказал, что она состоит в различных благотворительных организациях, а также всерьез коллекционирует произведения искусства.

Моя общественная жизнь набирала обороты: теперь я получила приглашение в еще один частный дом.

Когда мы с Эдгаром встретились для очередного обмена знаниями, он спросил, как я отнесусь к тому, чтобы побывать у него дома и познакомиться с его семьей. Мне уже было ясно, что знакомство с семьей – это важный компонент отношений, когда дело касается дружбы с мексиканцами, поэтому я согласилась.

Две остановки на метро и одна на автобусе, и вот мы на мощеных улочках колониального пригорода Койоакан. Это городок, в котором много лет жили и работали Фрида Кало и Диего Ривера. Когда Лев Троцкий бежал в Мексику, преследуемый по пятам советскими спецслужбами, он поселился по соседству и продолжал свою антисталинскую деятельность, пока его прямо за письменным столом не забили насмерть ледорубом. Оба дома сейчас привлекают туристов: изумительный «Синий дом» Фриды, запечатлевший ее яркую индивидуальность и творческую натуру, и дом Троцкого – пустой и темный, в котором витает запах смерти. Богемная, интеллектуальная атмосфера того времени ощущается здесь везде – в книжных магазинах, культурных центрах и уличных кафе, расположенных в зданиях, которые возвели в шестнадцатом веке францисканцы и иезуиты.

По пути мы обсуждали ситуацию с блокадой Мехико. Избирательная комиссия не допустит повторного подсчета голосов, поскольку это противоречит мексиканской конституции. Однако она дала согласие на частичный пересчет, в ходе которого проверят двенадцать тысяч урн для голосования. Блокада продолжалась уже больше двух недель, и среди жителей города это вызывало все большее возмущение. Эдгар полагал, что Обрадор вряд ли сможет продержаться долго.

Выбравшись из обшарпанного микроавтобуса, я последовала за Эдгаром по лабиринту мощеных переулков – к калитке, которая вела в разросшийся сад. По выложенной камнями дорожке мы подошли к большой деревянной двери и вошли в дом; на кушетке сидел мужчина с длинными белыми усами и смотрел новости. Он тут же встал и пожал мне руку. Эдгар представил меня своему деду. «Mucho gusto » [15] , – с улыбкой сказал тот, а потом извинился за то, что родителей Эдгара сейчас нет дома: они навещают родственников. У него были такие же азиатские глаза, как у Эдгара. Затем он снова уселся смотреть новости.

Мы прошли в кухню, где Эдгарова бабушка стояла у плиты и варила какую-то похлебку. Она была одета в длинное темно-синее платье, на плечах – красная шаль. За кухонным столом сидела над уроками младшая сестра Эдгара. Она взглянула на меня и улыбнулась, но ничего не сказала. Эдгар объяснил, что она очень застенчива и никогда ни с кем не разговаривает.

Бабушка жестом пригласила нас за стол. Она поставила перед нами по миске супа. Затем позвала за стол мужа, перед тем как сесть самой. Суп был из кукурузы, чили, курицы и авокадо. Он возымел на меня успокаивающее действие, и я отважилась вступить в разговор. Я спросила стариков, сколько лет они здесь живут.

Этот дом принадлежал еще прадеду и прабабушке Эдгара. Построенный изначально как небольшой дом с одной спальней, он органично расширялся по мере разрастания семейства. Все в нем, казалось, принадлежало иной эпохе. Диванные подушки и кушетки были обтянуты одинаковым выцветшим ситцем с цветочным орнаментом. Легкий аромат мускуса витал в воздухе, что, на мой взгляд, делало атмосферу еще уютнее.

Я спросила стариков, сильно ли изменился Койоакан за все эти годы. Бабушка и дедушка в унисон кивнули. Они припомнили, как в годы их молодости Койоакан был маленькой деревенькой, жители которой занимались земледелием. Через него текла широкая река, в которой они купались и стирали одежду. Затем, потихоньку, постепенно, городок поглотил мегаполис Мехико, и река превратилась в поток грязной воды. Старики говорили медленно и четко, как и Эдгар, делая паузы между фразами, чтобы набрать в грудь побольше воздуху. Я понимала почти каждое сказанное ими слово. В Мехико мне всегда было гораздо легче общаться с людьми старшего поколения, нежели с молодежью. Молодые мексиканцы склонны настолько засорять свою речь сленговыми выражениями, что зачастую может показаться, будто они говорят на другом языке.