Стадион был битком набит зрителями. Развлечение было семейное – сюда пришли главным образом отцы с сыновьями, – но атмосфера возбужденная. Сначала вышли женщины – крашенные в блондинок красотки с лоснящимися грудями прошествовали по сцене в веревочных бикини. Мужчины свистели им и рычали, как звери. Женщины-зрительницы истерично выкрикивали: «!PUTA! PUTA!» (Шлюха!)

Вслед за моделями на арену в масках и ярких костюмах супергероев из лайкры вышли мускулистые luchas, которые скакали и прыгали, стараясь устрашить друг друга кувырками в воздухе.

Сами бои напоминали что-что среднее между борьбой сумо и цирковым представлением – танцевально-постановочный борцовский турнир, вдобавок еще и с участием карликов в костюмах обезьян. После нескольких бутылок пива от этого действа невозможно было оторвать глаз.

–!Chinga u madre! Pinche pendejo! – орала я, подражая своим спутникам. – Твою мать! Долбаный кретин!

Легенда гласит, что у эскимосов в языке есть необыкновенно много слов для обозначения снега, а у древних греков в равной степени было множество способов выразить словами любовь. Правда это или нет, но только в Мехико, несомненно, существует непропорционально большое количество различных способов сказать: «Да пошел ты!»

Вскоре станет понятно, почему это так.

На другое утро я проснулась и занялась составлением списка самых важных задач. Не то чтобы я была слишком организованной особой, но я совершенно не представляла, что буду делать дальше, а составленный список дел всегда придавал мне уверенности в том, что возможно взять ситуацию под контроль.

1. Найти что-нибудь поесть.

2. Постирать нижнее белье.

3. Заняться изучением испанского.

4. Найти работу.

5. Найти жилье.

Сначала еда. Вооружившись картой, выданной мне в отеле, я направилась на север, к центральной площади, известной в Мексике как Сокало. Воздух все еще был влажным после ночного дождя, и запах мокрого камня исходил от огромных темно-серых дворцов, возвышавшихся по обе стороны улицы. В колониальный период это место описывали как «город дворцов» – дворцов, построенных испанцами из руин покоренной столицы ацтеков – Теночтитлана.

Я повернула направо, на Авенида де Майо. Пиратское видео, CD-диски, кружевное белье, косметика, солнечные очки от Армани, запчасти для пылесосов, высушенная свиная кожа… В каждом уличном ларьке играла своя музыка, по громкости соревнующаяся с музыкой из соседнего ларька, так что через каждые несколько шагов звуковой фон менялся: сальса, Бритни Спирс, реггетон, Фрэнк Синатра, ранчера.

У магазинов тоже была своя музыка. Их динамики, вынесенные на улицу, как будто пытались завлечь покупателя неожиданным ритмом. Пожилая пара танцевала кумбию перед одним из магазинов. Стареющие мужчины в выцветшей военной форме крутили старомодные шарманки, издававшие стон, под которым следовало понимать любовные баллады. Они просили денег. На улице было слишком много людей. Поэтому я сошла с тротуара и пустилась бегом по дороге, увиливая от транспорта. Ревели автомобильные гудки. Рядом со мной сигналил грузовик, набитый полицейскими из отряда по борьбе с массовыми беспорядками – в шлемах, со щитами и дубинками, – готовыми к бою. Девочка с младенцем на руках протягивала руку за подаянием.

Улица кончилась – и передо мной появилась огромная мощеная площадь. В северном ее конце находится кафедральный собор, построенный на месте срытого храма ацтеков. Вдоль восточной стороны Сокало – Национальный дворец, он воздвигнут на месте руин дворца императора Монтесумы Второго.

Площадь была заполнена тысячами людей. Почти все они были одеты в желтые плащи. У некоторых в руках были желтые флаги и транспаранты, на которых было написано: «Веселее, мы все равно победим». Они стояли и смотрели на небольшую сцену, поставленную напротив кафедрального собора. Я перешла через дорогу и окунулась в это желтое море. На больших экранах, стоявших по обе стороны сцены, было видно, как к микрофону пробирается человек, похожий на доброго дедушку. В Мексике были в разгаре президентские выборы, и я предположила, что это предвыборная агитация. «Обрадор, Обрадор!» – толпа скандировала его имя. Шум стоял оглушающий. От него у меня даже кости начали вибрировать, что вызвало головокружение. Затем на пару секунд повисла тишина – перед тем как человек взял микрофон и над Сокало раздался его звучный, высокий голос. Я стояла тихо и вслушивалась – вслушивалась так старательно, что даже дышать перестала. И через некоторое время, сквозь туман глаголов, артиклей и предлогов, начали проступать какие-то четкие существительные: «бедность», «солидарность», «экономическая справедливость», «неолиберальный империализм».

И тут разверзлись небеса. Распахнулись сотни желтых зонтиков, а я побежала искать укрытие. Толпа же не двинулась с места.

Вернувшись на Авенида де Майо, я двинулась на запах жареного мяса. acos de bistec не было похоже на название блюда из субпродуктов. Жареная говядина, нарезанная маленькими кусочками, заворачивалась в кукурузную тортилью с сальсой и соком лайма. Задача номер один была выполнена. Я отправилась обратно в отель, дабы приступить к задаче номер два.

Я проходила через чердак по пути в общественную баню, чтобы постирать свое белье, когда в первый раз увидела Бакса. Он сидел в позе лотоса, вроде как погрузившись в глубокую медитацию. Но едва он увидел меня, как тут же зачмокал и завопил: «Ay mamasita g"uerita», подражая мексиканским мужчинам на улицах. Я послала его «Chinga a su madre», воспользовавшись словарным запасом, почерпнутым накануне вечером. Он театрально поднял брови, как будто мой ответ его совершенно шокировал. Лысеющий, с бритой головой и большим насмешливым ртом, он, должно быть, едва перешагнул сорокалетний рубеж. Когда я возвращалась из бани, он предложил выпить вместе пива. Я согласилась. По его блестящей имитации наречия местных мачо я поняла, что он уже прожил здесь какое-то время.