«Ты же обещал мне молчать!

– Неужели ты никак не поймешь, что он болен? – послышался сзади нас голос Вольперта, в котором прозвучала нотка странной жалости ко мне и к Вере.

– А если я его люблю?! – вдруг засмеялась безумным смехом Вера, прижимая мою голову к своей высокой груди, – люблю назло причинам и приличьям!

– Дура! О, Господи! Какая же ты дура! – заорал Вольперт и скрылся в темных зарослях леса.

– Мужчина женщину никогда не поймет, – грустно вздохнула Вера.

– А кто она, Фея?! – спросил я.

– Она твоя старая возлюбленная, – грустно улыбнулась Вера, – она погибла в автокатастрофе!

– А почему тогда я ее не помню?! – глухо прошептал я, – то есть хочу вспомнить, но у меня ничего не получается!

– Потому что ты действительно болен, прошептала в ответ Вера и еще крепче обняла меня, – и вернуть, к сожалению, ничего уже нельзя!

– А кто повесил на ветке сосны этот игрушечный домик?!

– Это ты повесил в память о Вашей погибшей Любви! И,

видно, сам погиб уже духовно!

– Не может этого быть, – я с сомнением поглядел в глаза Вере и отступил от нее на шаг, – ты все это выдумала, это тебе Вольперт приказал! Так вот почему этот лес и эта могила оказались в клинике у Вольперта!

– Это не клиника, – тяжело вздохнула Вера, – это твое собственное воображение, а может, галлюцинация, я не знаю!

– Но ты же обещала меня вывести отсюда, – с ужасом прошептал я, уже опять крепко прижимаясь к ней всем телом, – ну, выведи, ведь ты же обещала!

– Пожалуйста, не делай мне больно, – шепнула Вера, – и я постараюсь тебя вывести отсюда, как только почувствую, что тебя можно вывести на Свободу!

– Но разве можно вывести из Души?! – заплакал я, – к тому же из больной Души?! Может, ты знаешь больше, чем я?!

– Не знаю, – Вера закрыла глаза и стала раскачиваться из стороны в сторону, держась руками за мои руки.

– Что с тобой?! – испуганно спросил я, но она опять засмеялась тем безумным смехом, и мне стало еще хуже. Умереть я уже не боялся, но остаться навеки в проклятом лабиринте или клинике Вольперта с этими безумными людьми, которые без конца жалили меня своими жуткими мыслями, не давая мне ни минуты, чтобы опомниться, это было выше моих сил!

– Люди, как ангелы, тоже иногда летают, – перестав смеяться, прошептала Вера и, открыв глаза и отпустив мои руки, упала на холмик с крошечным крестиком, – как хорошо здесь!

– Вера, ну, ты же не больная, – расстроенно вздохнул я, пытаясь ее поднять с холмика, ну, встань, пожалуйста, не притворяйся!

– А может, я просто имитирую твою же болезнь?! – захохотала она мне прямо в глаза.

– Для чего?! Чтобы я больше разуверился в себе?!

– Чтобы мне было легче понять тебя! Ведь понять – все равно что простить! Правда, не знаю за что?!

– Все-таки безумства надо совершать весьма осторожно, – вмешался в наш разговор неизвестно откуда взявшийся Вольперт.

– Однако только безумец способен любить по-настоящему, потому что не думает о себе, – обиженно вздохнула Вера, и Вольперт неожиданно замолчал, можно даже сказать, что он исчез, потому что мы его не видели, хотя голос его звучал вполне ясно и отчетливо. Возможно, этот негодяй уже прятался во мне, в то время как я его искал везде снаружи, он что-то делал у меня внутри!

Вера поднялась с холмика и взяла меня за руку, как ребенка, и повела дальше, возможно, пытаясь исполнить свое обещание и вывести меня отсюда. Когда лес кончился, мы опять увидели черную дверь, стоящую посреди голого поля. Вера открыла ее, и мы вошли, тут же оказавшись на берегу моря. Яркое солнце тепло и спокойно освещало причудливые скалы, похожие на выброшенные на берег огромные застывшие мозги какого-то неизвестного чудовища.

Они даже отливали в лучах солнца какой-то странной багряной синевой, местами переходящей в серую и неподвижную массу. Перед нами раскинулась небольшая бухта, чей берег был усыпан не только песком и морской галькой, но и драгоценными, сверкающими на солнце алмазами и бриллиантами. Недалеко от нас на этом удивительно богатом песке лежал какой-то голый мужик.

– Нудист, – подумал я и, отойдя от Веры, подошел к морю и смочил лицо морской соленой водой и с радостью стал разглядывать переливающие, отражающие солнце морские волны. Их шум завораживал настолько глубоко, что я ничего уже не ощущал, кроме их страстного и свободного движения.

Я даже потерял ощущение времени, как будто слившись с этими красивыми по-своему скалами и морем, так сладко убаюкивающим меня, и потом я, когда уже оглянулся назад, то увидел разорванный черный плащ Веры и мерзкого голого мужика, овладевшего ею прямо на песке возле скалы, под чьей тенью они лежали. Вера блаженно улыбалась мужику, словно она его давно уже знала, и ее руки так крепко сжимали его плечи, что я вдруг понял, что потерял свою единственную Веру навсегда, и горько заплакал, осознавая, что становлюсь еще слабее.