Любвеобильный запах наших тел смешивался с запахом сладострастных цветов… Ее руки как две любопытных змеи, скользили по всему моему телу, ее огромные блестящие глаза отражали громогласный рев субтропических ливней, а мои глаза уже туманились от только что пережитого мною счастья… Две недели пронеслись, как сон, я уже должен был уезжать из Лоо. Мария чувствовала это и едва сдерживала слезы. Ее мать все знала и понимающе молчала.

Я платил в два раза больше за комнату и всегда старался пробежать мимо нее, пряча глаза… Мне казалось, что у меня будет еще много юных и красивых, как Мария, что счастья подлинного в жизни найти невозможно и что чем больше мы влюбляемся, тем больше и страшнее страдаем от собственной любви, ибо она, эта любовь, весьма хрупкое создание для нашего грязного и мерзкого мира…

Правда, от этих мыслей мне становилось чуточку тошно… Я хотел вырвать Марию отсюда и увезти с собою ближе к северу и полярным льдам, и даже сделать ее своею женой… Однако ни на что не мог решиться!

Однажды все-таки ее мать заговорила со мной, это было вечером, за два дня до моего отъезда. Майя решительно взяла меня за руку, как когда-то, вытаскивая из толпы приезжих, и увела за собой в беседку, оплетенную виноградом, недалеко от кипариса.

– Почему вы это сделали? – грустно поглядела она на меня, – когда мы присели на скамейку в беседке.

– Не знаю, – вздохнул я, – это произошло как-то само собой! Кажется, я был очень пьян!

– Что значит, кажется?! – возмутилась она.

– Видите ли, когда Мария дотронулась до меня, я был как пьяный, – прошептал я, – а потом я почти ничего не помню!

– Очень странно, – вздохнула глубоко она, и у нее из глаз полились слезы.

– Ничего странного, просто мы одновременно влюбились друг в друга и не смогли сдержать своих чувств!

– Извините, но это похоже на обман, – она схватила мою руку и больно сжала ее до синяков.

– И что же, меня могут теперь посадить? – прошептал я сдавленным шепотом.

– Вполне возможно, если вы не женитесь на моей дочери, – с видом значительного превосходства улыбнулась она.

– Но я этого сам хотел, – смутился я.

– И поэтому купил один билет, – усмехнулась она, доставая из своей сумочки мой билет.

– Знаете, я купил его еще до того, как все произошло между нами!

– Ну, тогда все в порядке, – она решительно изорвала мой билет, – хотя один только Бог ведает, что может сделать с нами этот порядок!

– И что же, мне вообще не стоит уезжать? – я беспомощно взглянул на Майю.

– А зачем?! – вздохнула она, – как я успела заметить в вашем паспорте, вы уже разведены, значит, свободны, так что свадьбу здесь и справим!

– О, да, – смущенно прошептал я, – а на какие же деньги?»

– Ни на какие, – усмехнулась она и так больно ударила меня по лицу, что я упал со скамейки к ее ногам.

– Вы со всеми отдыхающими так поступаете?! – спросил я и получил еще один удар ногой по голове…

На следующий день я стоял с перебинтованной головой под ручку с Марией в небольшом помещении старого поселкового ЗАГСа, где очень миловидная женщина с птичьим лицом поставила нам две лиловых печати в паспорта, как две случайных тени нашей жизни…

Еще через три дня я уезжал из Лоо вместе со своей возлюбленной Марией, она как ребенок вцепилась в меня своей маленькой ручонкой и не отпускала меня ни на шаг, даже в туалет я заходил вместе с ней, и она стыдливо отворачивалась от меня, а потом со смехом обнимала, а я почему-то думал, что это моя судьба: жениться на сумасшедших женщинах…

Иван Иваныч испытал настоящий шок, когда мы с Марией зашли в квартиру.

– Да, это же еще ребенок, – изумленно прошептал он, взмахивая руками.

– Никакой я не ребенок, – неожиданно заорала на него Мария, – а его законная жена, – и сунула Ивану Иванычу под нос свой паспорт, раскрывая его на отметке о браке.

– Н-да! – пробормотал Иван Иваныч, чеша затылок, и тут же опомнившись, кинулся в свою комнату: «Матильда, к нам вторжение!»

Матильда на удивление спокойно восприняла появление Марии. Она с улыбкой обняла ее, быстро выйдя из комнаты, краем глаза рассмотрела отметку о браке в паспорте, который Мария все еще продолжала держать в руке, сохраняя на лице злую и презрительную усмешку.

– Ах, милая, – обняла ее Матильда, – так значит вы вторая жена Аркадия, а я – первая, так что будем дружить!

– Что ты несешь, – опешил Иван Иваныч, но, встретившись со взглядом Матильды, опустил голову и тут же удалился в комнату.