— Что с тобой, Зотов? — распахнула глаза Ира. — С чего это вдруг на «вы»? Да я знаю тебя, как облупленного.

— Не смейте так разговаривать со мной! — вскричал Зотов.

— Хорошо-хорошо, — подняла ручки Ира. — Только успокойся.

— Я спокоен.

— Ага, вижу я, как ты спокоен. Готов меня проглотить. Смотри, Зотов, укусишь — скажу Константину Васильевичу. Он тебе лекцию прочтет, как это нехорошо — кусать безвинных женщин. Подумаешь, сболтнула. Ты на меня, Зотов, не обращай внимания. Мой язык меня раньше родился. Все люди сперва подумают, потом говорят, а я прежде скажу, потом подумаю. Ну и что?

Постепенно Зотов успокоился, тут пришел Валерий, и все сели ужинать. Но Елена не забыла, как растерялся Дмитрий при словах Иры. Она и прежде замечала, что тот смотрит на нее как-то особенно. Женщина — не женщина, если не чует, как к ней относится мужчина. И конечно же, Елена догадывалась, что Зотов к ней неравнодушен, но была уверена в его добропорядочности, ибо считала его воспитанным человеком. У нее даже в мыслях не было, что Зотов когда-нибудь заведет разговор о своих чувствах. Хотя бы потому, что не требовалось особой наблюдательности, чтобы увидеть, как она любит своего мужа.

— Вы знаете, какую теорию вывел мой Константин Васильевич? — спросила за ужином Ира. — Он пришел к выводу, что женщине вовсе не нужны украшения. Нет ничего дороже естественной красоты. А украшения — это обман. Вот что тебе природа дала, то пусть и будет.

— Глубокая мысль! — оценил Валерий.

— И возникла она у него, — продолжала Ира, — в ювелирном магазине.

— Очень интересно, — кивнул Валерий. — Я догадываюсь, что послужило толчком.

— Вот что мне нравится, Углов, так это то, что ты меня знаешь, как свои пять пальцев. Мы явно созданы друг для друга. И надо же было из какой-то северной глуши приехать этой Елене. Прости, конечно, подружка…

— Ты не договорила, Ирина, — напомнил Валерий.

— Да-да, милый. Так вот. В ювелирном я попросила своего пупсика купить мне вот это. — Она тронула рукой кулон у себя на шее. — Он битых два часа долдонил о том, как хорошо смотрится женщина без украшений. Потом спросил: ты поняла? Я отвечаю, что, мол, как не понять. Стояли на улице. Люди кругом. А вы же знаете, мой Константин Васильевич в городе довольно известный человек: по телевизору выступает, то и дело кланяется знакомым. Вижу: доволен, что легко отделался. А я думаю: никуда не денешься, купишь кулончик. И что я? — она окинула всех победным взглядом. Валерий даже есть перестал. — Я, милые мои, стала раздеваться. Прямо на улице. Как раз идут какие-то знакомые Константина Васильевича. Он глаза выпучил. «Что ты делаешь?» — шипит. Я говорю, что одежда — это тоже обман, что надо быть такой, какой тебя природа создала. Он меня, мой голубок знает: я бы пошла до конца. «Ладно, — говорит. — Идем в магазин». И вот — купил. Я ему: какой ты непринципиальный. Такую хорошую теорию развил, я поверила. А ты меня соблазнил украшением. Ты хоть понимаешь, рябчик мой, что к этому кулону нужно сиреневое платье?

— И тоже раскошелился? — спросил Валерий.

— Ты же видишь!

Ира была в новом сиреневом платье.

Все посмеялись, хотя и знали, что история, скорее всего, придумана, даже Зотов как-то расслабился, а Валерий вообще казался веселым, и Елена, прощаясь с гостями, не ожидала ничего дурного.

Но когда остались одни, Елена удивилась тому, как резко переменилось лицо Валерия. Она убирала посуду, а он сидел за столом и мрачно смотрел в пустоту. Потом поднял на нее тяжелый недобрый взгляд. Она еще подумала: «Какое чужое лицо. Да это же не мой Углов». Но мысль мелькнула и затерялась среди других — встревоженных, беспокойных. Елена решила: что-то случилось на службе, вероятно, слухи подтвердились, часть расформировывают. Но Валерий заговорил не об этом.

— Все ходит? — спросил он мрачно.

— Кто? — не поняла Елена.

— Этот твой Зотов. Я давно замечаю. Не думай, что такой глупый.

Елена поняла, что нужно набраться терпения и все выяснить.

— И что же ты замечаешь, Валера? — она присела к столу.

— А то, — бросил он сердито, поднялся и вышел.

Елена долго сидела озадаченная. Между ними никогда не возникало и тени подозрения. Она была счастлива, что Валерий не ревнив. Это же так важно, когда муж доверяет. Она видела в других семьях, до чего доводит ревность. Мука! И вот впервые Валерий приревновал.

Не выдержала, накинула на плечи платок и тоже вышла на улицу.

Рядом с домом прежде горела на столбе лампа, но какие-то хулиганы разбили ее. По улице изредка пробегали машины, освещая деревья и крыши домов. Темным показался вечер, и звезды на безоблачном небе увеличились в размерах. Они внесли, тяжело набухнув, готовые сорваться.

Елена смотрела в небо, силясь обнять воображением бесконечное холодное пространство, в котором она сама и ее Валера, ее любимый, были крохотными пылинками; им было тепло вдвоем, потому что огромное чувство соединяло их. Господи, даже страшно подумать, что этому чувству может что-то угрожать!

Она увидела в нескольких шагах от себя огонек папиросы, на миг возникло из темноты лицо Валерия! Он курит?!.. Да он терпеть не мог табачного дыма, а тут сам закурил.

— Валера! — позвала она.

Он не ответил, но папиросу бросил. Затоптал искры.

— Иди сюда, — позвала Елена, опускаясь на ступеньку крыльца. — Давай поговорим.

— Не о чем, Елена.

— Что за мрачный тон, Валера? — улыбнулась она, что почувствовалось, видимо, и в ее голосе.

— Потому что тебе весело.