Шрифт:
Честность-то эту он, конечно бы стерпел!
Все-таки в наше время девочки расстаются со своей девственностью гораздо раньше, чем тогда, в прошлые годы, хотя ранняя половая активность у всех проявляется по-разному!
Но многие юные создания хотят казаться взрослей, чем есть на самом деле.
– И почему ты это сделал?! Может, объяснишь мне?! – она уже не плакала, а оперевшись на локоть, глядела на меня в полумраке блестящими от света фонарей глазами.
– Ну, я же все тебе объяснил, – устало вздохнул я.
В моем вздохе не было правды, а была одна мучительная боль, и я хотел разделаться с болью, чтобы быть самим собой, чтобы принадлежать только себе, и все же я уже принадлежал ей, и от этого смутного ощущения я никак не смог отделаться, да я был частью ее самой, частью ее боли!
– О, Господи, какая же я дура! Какая я дура! – расплакалась она.
Повторение ее слов грустно подчеркивало место недавнего соития как место обмана самих себя и нашей общей невозможности изменить саму ситуацию…
Ощущение самой Вечности, предающей нас невольному разврату, всплывало в небе темным облаком, скрывающим собой мерцанье звезд…
– Не знаю, не знаю, – вздохнул я и быстро оделся.
В этой спешке я мысленно захлебывался и слезами, и смехом, слезами грусти роковой, и смехом первооткрывателя ее блаженной глубины…
Она еще пыталась что-то от меня узнать, взять мой телефон, но я только извинился перед нею, и ушел с чувством помраченного достоинства, какого-то странного противоречия в своей душе, с одной стороны я получил удовольствие, а с другой – обидел девушку, совершенно безнаказанно сделав ее женщиной, и излив в нее семя.
На выходе из парка, у самых ворот она меня догнала, и, схватив за руку, усадила с собой на скамейку, и как в прошлый раз, попросила закурить.
Мы опять с ней закурили. Она, тихо всхлипывая, прижалась ко мне, очень напомнив мою обезумевшую Мнемозину, хотя какая Мнемозина безумная, она симулянтка, как выразился Петя, а уж в этом он дока.
О, Боже, какая я все-таки скотина! Думаю о чем-то о своем, а о прекрасной деве забываю, как-будто забываюсь вечным сном…
– Ты меня хоть будешь иногда вспоминать?! – шепнула девушка.
– Конечно, буду, – кивнул я ей головой.
– Мне очень понравились твои стихи. Ты их кому-то посвятил?
– Разве тебе это так важно?!
– Ну, зачем ты так со мной разговариваешь, – она снова расплакалась.
Я себя молча ненавидел… Я хотел себя уничтожить, стать невидимым, ведь я только что обидел ребенка, и этот ребенок мог быть моим… Хотя слова всей сути не заменят…
Мы быстро отползаем друг от друга, а значит мы живем как бы летим… Царим, парим как этот белый дым от наших с нею сигарет…
– А может, еще раз встретимся, – неожиданно предложила она.
– А зачем? – вздохнул я, и она еще громче разрыдалась.
И когда же она закончит плаванье в слезах умудренной реки?
– Ну, ладно, давай встретимся! – глубоко вздохнул я.
– Ни-ни, ни надо, н-ни надо, я уже передумала, – прошептала она, и с трудом поднявшись со скамейки, ужасно шатаясь, пошла, а сзади у нее на юбке, в ранних утренних сумерках расплывалось большое алое пятно.
Я догнал ее и поцеловал. Я поцеловал ее так, словно прощался с ней навсегда, будто ее взгляд меня казнил, и я с готовностью шел на эту невидимую казнь…
– Прости, прости, если сможешь, – шепнул я.
Мой шепот нес в себе тоскливое моленье, наверное, так молятся Богам, когда в себе не сыщут утешенья…
Поползновенье в рай земной, где Бог исторг восторг из нас и проклял нас вовеки за этот же им присланный восторг…
– Боженька тебя простит, – грустно усмехнулась она, и ушла так, как-будто навсегда из моей жизни, пожав лишь руку на прощанье.
Только почувствовал напоследок тепло ее дрожащих пальчиков, и все! А еще я подумал о том, что мы все заражаемся грехами как болезнью.
Глава 14. В других местах рождаются проблемы
Весь следующий день я проходил по городу, нигде не останавливаясь. У меня были деньги, но я ничего не хотел есть, у меня был с собой телефон, но я никому не звонил и не собирался звонить.
Просто мне нравилось куда-то без оглядки идти и ни о чем не думать, и никого ни о чем не спрашивать. Время неуклонно близилось к закату, но я почему-то не желал возвращаться домой.
Особенно мне не хотелось встречаться глазами с Мнемозиной.