В Банке красиво.

Я смеюсь.

– Ты не знаешь Лили. У нее свои представления о красоте, не как у всех. – Мои мысли вновь возвращаются к вчерашнему ужину. – Знаешь, я видела свою лучшую подругу. Рейвен. Вчера, за ужином. Ее купила графиня дома Камня. Ты что-нибудь знаешь о ней?

Аннабель пожимает плечами, но прикусывает нижнюю губу, а ее брови сходятся на переносице.

– Рейвен сильная, – говорю я, но, скорее, для собственного утешения. – Сильнее всех, кого я когда-либо встречала. У нее все будет хорошо.

Аннабель рассеянно кивает и тянется за баночкой крема для лица.

Меня вдруг осеняет, и я хватаю ее за запястье.

– Ты не знаешь моего имени, – говорю я. Никто не знает моего имени, но странно, что я даже ни разу не порывалась сказать ей, как меня зовут.

Аннабель округляет глаза и отчаянно трясет головой.

– О, пожалуйста, – настаиваю я. – Можно?

Она отворачивается, в ее лице сквозит мука.

– Ладно, – говорю я. – Извини. Не обращай внимания.

Она успокаивается, но я хватаю дощечку и мел, и, прежде чем она успевает отнять их у меня, выписываю:

Вайолет.

После чего одним щелчком стираю надпись.

На следующее утро Аннабель одевает меня во все черное.

В ее настроении угадывается какая-то перемена – она нервничает, редко пользуется мелом, а на все мои вопросы сухо кивает или качает головой. Она выбирает платье, по фасону очень напоминающее то, в котором я была на Аукционе – длинное, в пол, с завышенной талией. На шею она надевает мне колье из черного бархата.

– Для чего это? – спрашиваю я, поглаживая мягкую ткань кончиками пальцев; на ощупь ошейник очень приятный. Аннабель не отвечает, она закалывает передние пряди моих волос, распуская их сзади.

Врывается Кора, в руке у нее черная кружевная вуаль.

– Она готова? – Кора придирчиво оглядывает меня с головы до ног. – Очень хорошо, – говорит она Аннабель и закрепляет вуаль в моих волосах.

– Для чего это? – снова спрашиваю я.

– Не задавай вопросов. Пойдем со мной.

– А разве Аннабель не идет с нами?

– Нет, – резко отвечает Кора.

Аннабель провожает меня еле заметной улыбкой. Тревога нарастает во мне, пока мы с Корой проходим по уже знакомым картинным галереям, спускаемся по широкой лестнице в стеклянное фойе. Солнечный свет льется сквозь крышу, отражаясь в воде фонтана. Герцогиня ждет меня, окруженная красной стеной своих ратников. Она в длинной черной юбке, черной шелковой блузке и элегантно скроенном черном жакете. На голове у нее черная шляпка-таблетка с вуалью, едва прикрывающей глаза, которые критически осматривают меня.

– Платье… какое-то уж очень простенькое, – говорит она.

– Прошу прощения, моя госпожа, – говорит Кора, приседая в реверансе. – Ее можно переодеть.

Герцогиня пренебрежительно отмахивается.

– Не надо, времени нет. – Она подходит ко мне, цокая каблуками черных туфель. Наши взгляды встречаются. В руках у нее поблескивает серебром какая-то вещица. – Слушай меня внимательно. Мне этого совсем не хочется, да и тебе, я уверена, это не требуется, – говорит она. – Но есть люди, которые только и ищут повод, чтобы оклеветать меня. Если ты будешь хорошо себя вести, я больше не буду прибегать к этому без крайней необходимости. Ты все поняла?

Я ровным счетом ничего не понимаю, но ее слова меня пугают. И тут она открывает серебряную вещицу, и сердце мое обрывается.

Это поводок.

– Ты ведь будешь хорошей девочкой, правда? – мурлычет она. Мой разум кричит, что это неправильно, дико и ужасно, но я как будто парализована и стою как вкопанная, хотя сердце рвется из груди, протестуя против такого унижения. Я неотрывно смотрю на нее, и это все, что я могу сделать.

Ратники выдвигаются вперед, на случай если я взбунтуюсь, но герцогиня останавливает их взмахом руки.

– Нет, – тихо говорит она, не сводя с меня своих темных глаз. – Стойте на месте. Она понимает.

Хотя все во мне кричит и беснуется, я позволяю герцогине закрепить серебряный поводок на моем бархатном ошейнике. Часть меня все еще в шоке. Другая часть боится новой оплеухи, как и грубой силы ратников. И лишь одна крохотная частичка моей души все понимает, а потому смиренно наблюдает за тем, как герцогиня крепит к браслету на своем запястье серебряную цепь, которой мы отныне связаны. Я понимаю, что у нее свой тайный замысел, частью которого стала и я, и этим жестом она лишь напоминает мне, что я ее собственность.

Я все понимаю, но простить не могу. Я ненавижу ее за это.

– Вуаль, Кора, – требует герцогиня, и Кора опускает черное кружево на мое лицо. Вуаль закрывает глаза, нос, рот и падает мне на плечи.

Я на цепи, прикованная, скрытая от всего мира. Впервые я чувствую себя заключенной.

– Пойдем, – говорит герцогиня и шагает вперед. Поводок натягивается, дергает меня за шею, и теперь я догадываюсь, для чего нужен бархатный ошейник – чтобы не исцарапать кожу.

У меня нет выбора, кроме как следовать за ней. Щеки мои пылают от унижения, и я сжимаю руки в кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони. Боль обостряет все чувства, среди которых на первое место выходит злость.