Подкрепивши силы завтраком, который состоял из маслин, хлеба, смокв и чашки кофе, мы отправились под предводительством опытного иеро (геронты) Харитона для осмотра развалин монастрыря Св. Иоанна Предтечи, отстоявшего версты на полторы от нашей стоянки влево. Переправившись через Елисеев ручей на плечах наших бедуинов, мы отправились по берегу Иордана, покрытого зеленью и цветами; в этом месте Иордан, возвратясь вспять, прорыл себе новое русло; старое, по причине половодья, также было наполнено теперь водою. В этих тихих омутах водится множество рыбы, никем не тревожимой; стаи диких уток и других водяных птиц подымались при нашем появлении, как бы удивляясь ему, и наконец мы увидели какую-то огромную хищную птицу (грифа?), которую наши спутники не умели назвать нам. По прибрежному песку видны были свежие следы кабанов, во множестве водящихся в тростниках иорданских. По свидетельству бедуинов летом заходят сюда и львы, но на этом берегу теперь их не водится. Развалины монастыря Предтечева расположены на одном из возвышений, которые, восставая здесь над поверхностью Иерихонской равнины, представляют самые прихотливые фигуры шанцев, крепостей, валов, башен и т. п. и обманывают издали зрение своими причудливыми формами. Монастырь этот, по преданию, построен противу того самого места, где на Иордане благоволил принять святое крещение от Иоанна Предтечи Господь наш Иисус Христос; от развалин монастыря уцелела только совершенно одна из зал нижнего этажа, в которой саввинские иноки совершают иногда службу в день Богоявления; от церкви уцелело едва несколько полуобрушившихся стен; на обломке одной из них видно еще изображение апостола Андрея Первозванного с хартиею в руке, на которой начертано по-гречески: «Приидите, обретохом Желаннаго» – и только! Но как знаменательны эти слова и какое глубокое впечатление производят они в таком месте! Прежде от монастыря до Иордана был сход по мраморной лестнице, от которой остались лишь куски разбитого мрамора ослепительной белизны; возле развалин находят цветную мозаику, показывающую, что здесь некогда было большое церковное здание. На берегу Иордана против обители есть также, как сказывал нам авва Харитон, развалины церкви или часовни, построенной на месте самого Крещения, но к сожалению это время нельзя было приблизиться к берегу по случаю вязкой грязи, среди густых кустарников, в которых таятся кабаны. Осмотрев развалины монастыря, мы взошли на соседний песчаный холм, в ребрах которого виднелась пещера; с трудом пробрался я туда по сыпучему песку, чтобы поклониться костям здесь погребенных братий святой обители, – ибо это была их усыпальница, и еще видны клочки саванов. Арабы не смеют коснуться этих останков и далеко обходят погребальный холм, по страху, вероятно, уже испытанной кары за святотатство; да и вообще они, считая себя господами всех развалин пустыни Святого Града, по суеверию населяют их духами, а промысел Божий обращает это суеверие в орудие своей воли, «да и кость от них (преподобных отцов) не сокрушится». Благополучно мы возвратились тем же путем на свое становье; дорогой авва Харитон вырезал для себя большую жердь для патериц (род большого костыля, на который опираются престарелые старцы во время домашней молитвы). Окунувшись трижды в священные волны Иордана, у самого берега, держась притом руками за ветви нависших к воде дерев, которые, по выражению нашего паломника игумена Даниила, «яко вербе подобны, но несть верба», мы собрали наши вещи, пропели хором тропарь и кондак Богоявления, напились иорданской воды и отправились в обратный путь с намерением ночевать у подошвы Сорокадневной горы близ Иерихона; но дорогой наши спутники передумали: опасаясь ночного нападения иерихонских бедуинов и имея в виду, что по случаю большой воды нельзя будет подняться вверх по потоку для осмотра развалин лавры Иоанна Хозевита [90] , мы направились прямо в монастырь Пр. Саввы с намерением заночевать в монастыре Св. Евфимия, давно уже обращенном в обитель турецких дервишей, под именем Неби-Муса (пророка Моисея). Из гроба преподобного Евфимия они сделали гроб пророка Моисея, и паки здесь промысел Божий употребил их суеверие для охранения гроба «отца пустынь Святого Града» до известного Ему единому срока, когда гроб этот снова откроется для чествования верных. Моисей же, как известно, не переходил Иордана, а умер и погребен по ту сторону его, на горе, которая видна из Иерихона и называется Небо, – узрев только землю обетованную с ее вершины. После четырех часов езды [91] мы достигли монастыря Неби-Муса, расположенного на скате небольшого холма, среди высоких и утесистых гор. Дервиши отказали нам в позволении ночевать внутри их монастыря, отговариваясь тем, что у них был в это время какой-то знатный гость – эфенди из Иерусалима, предлагали же нам, яко гяурам (неверным, еретикам), ночевать вне ограды; но мы, запасшись водою в придорожной систерне, по совету старца Харитона поехали далее и ночевали в большой пещере, называемой по-арабски Магара (пещерное жилище); эта большая пещера в горе относится к древним временам; по преданию, здесь во времена преподобного Евфимия жило несколько сарацинских (арабских) семейств, обращенных им в христианство, и действительно на вершине горы есть развалины каких-то видимо (по отеске камней) древних зданий. Наши бедуины собрали сухих былий и развели огонь, как для сварения кофе, так равно и для острастки хищников, которые имеют свой приют в развалинах обители Св. Феоктиста, находившейся, по сказанию наших спутников, невдалеке от этой пещеры, в одном из ущелий. Старец Харитон сварил кофе, и мы, подкрепившись, расположились на ночлег внутри пещеры. Долго еще наши бедуины, очень добрые и услужливые люди (избранные из многих), разговаривали между собою и с саввинскими иноками. Они, как оказалось из расспросов, хотя и считают себя мусульманами, но чуждаются всякой обрядности и вообще плохо верят в Коран Магомета, говоря: «что нам в нем – он умер»; они склонны к принятию христианской веры и легко бы приняли ее, если бы не удерживал страх преследования со стороны турок. Я заснул спокойно от усталости, но насекомые так искусали, что долго еще оставались следы их усердного нападения. Утром с восходом солнца мы продолжали путь и заехали в Кастел (замок). Так называется высокая гора в двух часах пути от обители Пр. Саввы, где сей преподобный основал монастырь на развалинах замка Иродова. От бывшей монастырской церкви остались одни развалины. Авва Харитон, разрыв землю, показал нам потихоньку от провожатых бедуинов великолепный ком из цветной мозаики, на котором видны изображения грифов, орлов, цветов и плодов; потом мы спустились в пещеру, служившую усыпальницею братии монастыря: видны пять каменных ложей и закром или место, где складываются кости. Мы благоговейно поклонились останкам преподобных отец. Авва Харитон взял одну из костей и показал нам: она желтого елейного цвета и издает благоухание; мы, облобызав ее, бережно положили на прежнее место, а отец Харитон рассказал при этом, что некоторые из саввинских иноков пробовали брать кости с собой в лавру Св. Саввы для чествования, но получали вразумление о неблаговолении почивших к их поступку, – болезнью или расслаблением, продолжавшимися до тех пор, пока взятые ими кости были относимы обратно в усыпальницу. «А бедуины не трогают этих костей?» – спросил я авву Харитона. «Да они боятся и войти в эту пещеру; посмотрите на наших провожатых, в каком почтительном отдалении они держатся». Через два часа пути, отдохнув у бедуинского кочевья и напившись чаю, мы благополучно возвратились в лавру Пр. Саввы в полдень четвертого числа марта месяца, в среду, благодаря преподобного за покров молитвенный во время пути, а старца о. Иоасафа за внимание и любовь, с которою он нас принял и отпустил в путь.

В четверг после Часов (обедницы) я ходил по потоку (юдоли Плачевной), осматривая снизу зияющие на недосягаемой высоте древние пещеры, из которых более известны: пещера аммы Софий, матери преподобного Саввы, с церковкою, на стенах которой еще видны следы фресок; церковка эта обращена окнами на юдоль Плачевную (к востоку), а позади ее небольшая келья, служившая безвыходным жилищем уединившейся здесь подвижницы; 2) пещера Иоанна Молчальника, преподобного Ксенофонта и детей его: Аркадия и Иоанна; 3) пещера преподобного Саввы – основателя лавры и множество других неизвестных, ибо сотни иноков обитали в этой юдоли в цветущие времена пустыни Святого Града. У устья юдоли Плачевной раскинуло на весну свои шатры одно из колен бедуинов племени Мар-Саба (саввинских); мы зашли к ним в гости; они угощали нас кофеем, который тут же при нас был сжарен, столчен и всыпан в кофейник (по требованию их этикета вся эта операция должна происходить в присутствии гостя) и лепешками (опресноками), испеченными в золе; мы, отдарив их за это несколькими монетами, расстались дружелюбно и возвратились в монастырь; в этой прогулке сопровождал нас иеро Харитон. В пятницу сподобил меня Господь по исповеди у старца причаститься (в алтаре) Святых Таин Тела и Крови Христовой, и после ранней трапезы, о которой хлопотал сам старец (принеся вдобавок к ней икры и вина из своего вифлеемского виноградника) мы, поблагодарив его и братию и простившись с гостеприимною обителью, возвратились в Святой Град.

15 октября 1858 года в среду в 8 часов утра выехал я из Иерусалима для посещения Назарета, Тивериадского озера и Фавора. Спутниками моими на этот раз были: ярославский помещик Н. Н. Карцев, курский помещик А. А. Вощинин, отставной штаб-лекарь Ф. К. Маторный (черниговский уроженец), купеческий приказчик из Москвы – одесский мещанин Максим, один астраханский крестьянин и драгоман-грек. Было жарко, как у нас в июле месяце; мы спешили на ночлег в Рамлю (древнюю Аримафею); через три часа пути остановились отдохнуть в Абугоше, близ источника; напоили усталых коней, осмотрели развалины древней церкви, на горнем месте которой еще видны следы изображения Матери Божией, хорошо уцелевшие. По преданию, церковь эта построена в память явления здесь Господа нашего Иисуса Христа на пути ученикам Своим Луке и Клеопе, – словом, это место древнего Еммауса, где Христос «познася има в преломлении хлеба». В 6 часов вечера мы прибыли на ночлег в Рамлю, догнавши на дороге игумена тамошнего греческого монастыря, который возвращался домой из Иерусалима с сестрою и племянником, молодым человеком в живописном костюме греческих островитян – куртке, расшитой золотом, и фустанелле. Ночевали в греческом монастыре. Выезжая из Рамли поутру на рассвете, мы зашли в здешнюю православную церковь, где хранится часть вдовичьей колонны, чудесно приплывшей по водам в Яффу для церкви великомученика Георгия в Лидде (которая отстоит отсюда на час пути). На дороге в Рамлю мы отдыхали еще несколько минут на развалинах селения Латрун, – родине благоразумного разбойника. По выезде из ущелий Иудейских гор начинающихся вскоре за селениями Абугош, тянется обширная и ровная долина, которая до чрезвычайности напоминает поля Малороссии, так что, подъезжая к Рамле в сумерки, забываешься и думаешь – вот въедешь в какой-нибудь Нежин или Батурин; очарование полное, – верхи минаретов издали кажутся колокольнями, и только подъехав ближе и рассмотрев пальмы, видишь, что находишься на Востоке.

Когда мы приехали в Рамлю, застали здесь ректора Халкинского богословского греческого училища епископа Типальдоса. Он по приглашению Иерусалимского Патриарха гостил целое лето в Иерусалиме, занимаясь устройством здешнего богословского училища, основанного Патриархом Кириллом в Крестном монастыре (за четверть часа ходу от Иерусалима). Старец епископ считается одним из ученейших людей в греческом духовенстве, но к сожалению известен в то же время, как ненавистник славян. Выехав с ночлега в Рамле в семь часов, мы в десятом часу благополучно приехали в Яффу, где и остановились в здешнем греческом монастыре; он построен на высоте берега над самым морем и отсюда открывается превосходный вид на Яффскую гавань, одну из самых опаснейших во всей Сирии, ибо весь берег усеян подводными камнями и гряда их тянется вдоль гавани, выказывая свои черные вершины; с шумом и пеною перекатываются через них волны, и при сильном ветре нельзя безопасно ни выйти из гавани, ни попасть в нее с моря, ибо для подхода к берегу есть только несколько узких проходов между скалами, а сообщение с стоящими на открытом море на якорях судами производится посредством больших лодок (магон). Обедали в этот день (16 октября, четверг) с епископом Типальдосом, который остановился здесь отдохнуть в ожидании австрийского парохода. Вечером выходили из города прогуляться по морскому берегу, близ развалившегося карантина, в котором, как повествуют, герой прошедшего времени (Наполеон I) приказал отравить несколько тысяч своих зачумленных солдат, чтобы они не достались в плен неприятелю, – неужели и здесь цель оправдывает средство? В Яффе, несмотря на близость моря, было днем до крайности душно и вообще жарче, чем в Иерусалиме, и только вечером можно вздохнуть свободнее. Набравши на берегу моря разноцветных ракушек, мы поспешили в город из опасения, что скоро запрут городские ворота.

17 октября в пятницу были у обедни в Яффской православной греческой церкви. Священник-араб служил по-гречески; церковь просторна и украшена прилично; в иконостасе иконы местные русского письма. После обедни пригласил нас к себе в гости здешний купец из арабов, который занимается поставкою припасов для Иерусалимской Патриархии, – зовут его Жорж Халиби. Угощение состояло из глико (варенья), рюмки раки (виноградной водки) и наконец пампушек или оладьев с медом. Мы хотели ограничиться двумя-тремя, но это оказалось положительно невозможным. Хозяин, сам участвовавший в завтраке, своеручно макал оладьи в мед и подавал нам, а отказаться от такой чести значит оскорбить гостеприимство, и так мы принуждены были съесть штук по десять каждый. Хозяин представил мне всех членов своего семейства, прося благословить их и дом его, а вечером он же явился сопровождать нас в сады, которыми справедливо славится Яффа. Теперь (в октябре) остались на деревьях лишь доспевающие финики и переспелые гранаты, но другие деревья уже обременены зелеными лимонами, померанцами и апельсинами. Сады эти имеют искусственное орошение, и вода из бассейна проводится посредством водоподъемных машин самого простого устройства. Некоторые сады дают от 5000 до 10 000 пиастров доходу своим владельцам. Из сада, где Жорж Халиби угощал нас зелеными, а потому еще очень кислыми апельсинами и превосходными гранатами, мы опять прошли на морской берег и, погуляв здесь, возвратились в город. Яффский базар чрезвычайно живописен и оригинален; за городом есть особый фруктовый рынок: гранаты, лимоны, апельсины, финики, орехи всех сортов и сахарный тростник, все это навалено грудами и дает выгодное понятие о богатстве здешней природы. В этот же день поутру пришел в яффскую пристань французский пароход и несколько наших богомольцев отправились на нем до Александрии с целью посетить Синайскую гору. 18 октября в субботу поутру пришел в Яффу австрийский пароход «Италия», на котором мы намеревались отправиться до Кайфы. Мы переехали на пароход засветло. К вечеру сгустились облака и над нашими головами разразилась сильная гроза, но море оставалось тихо; гремел гром, молния сверкала беспрерывно и чудное зрелище представлялось глазам, когда среди вечернего сумрака она освещала расположенную амфитеатром на высоте берега Яффу – древнюю Иоппию. Сидя задумавшись на палубе, я вспоминал события из апостольской истории, ознаменовавшие это место: явление плащаницы апостолу Петру, его здесь пребывание у Симона усмаря и воскресение Тавифы. Возле меня шептались о чем-то между собою два францисканца, ехавшие на Кармил в свой монастырь. Поодаль сидел епископ Типальдос, разговаривавший с своим спутником профессором Тандалиди – слепцом-поэтом, произведения которого так восхищают греков, его соотечественников. По палубе ходили пассажиры-европейцы, а на другой стороне сидели и полулежали мусульмане и арабы, заняв заранее места и устроясь на них совершенно по-домашнему. Когда гроза усилилась, я сошел в каюту и долго не мог уснуть от чрезвычайной духоты; но заснув однажды, уже не слыхал, как пароход снялся с якоря и шел до Кайфы. Проснулся поутру на рассвете, когда мы уже были в виду этого маленького городка. Перед нами возвышался величественный Кармил, на котором подобно крепости белелись стены Кармильского францисканского монастыря; но по краткости времени я не успел посетить его, хотя на этой горе, освященной именем пророка Илии, есть довольно замечательных мест.

Вид Назарета

Съехав с парохода на боте, мы пошли прямо в дом к здешнему русскому консулу г. Аверино (грек), с которым виделись в Яффе, и вручили ему письмо от нашего консула в Иерусалиме. Мы хотели отправиться в путь как можно скорее, но едва-едва добыли лошадей и выбрались в 9 часов утра по дороге в Назарет. Дорога эта сперва шла невдалеке от морского берега у подошвы Кармильских гор, а после перешла через эти горы. Мы въехали в дубовый лес; здесь отдохнули и спустились в долину; близ Назарета опять началась гористая местность, укрывающая этот священный уголок, так что мы увидали его лишь тогда, когда взъехали на одну из гор, обрамливающих самый город. Прежде всего нам бросилась в глаза группа старинных зданий, – это латинский монастырь, построенный на развалинах древней церкви, воздвигнутой здесь еще в первые времена христианства благочестивою царицею Еленою. Оставив лошадей в доме рекомендованного нам кайфским консулом купца, мы пошли в этот монастырь поклониться месту Благовещения. Пройдя через первый двор, где сидело множество арабов в своих живописных абах (плащах), мы вступили на второй двор и в двери храма. У францискан в это время шла вечерня. Мы остановились посреди молящихся. К нам, впрочем, очень скоро подошел один из монахов (как оказалось после, пономарь), одетый поверх обыкновенной одежды в белый короткий стихарь, и предложил нам свои услуги для обозрения Святых мест. Спустившись по бывшей прямой пред нами (в церковном помосте) широкой мраморной лестнице вниз в пещеру, мы очутились в небольшой квадратной комнате, в глубине которой, прямо против лестницы, устроен престол, а под ним на полу мраморный круг, по обводу которого сделана золотом надпись латинскими буквами: «Слово плоть бысть». Над этим местом висит пять серебряных неугасимых лампад. Здесь, по преданию, молилась Пресвятая Дева Богородица во время явления Ей благовестника – Гавриила Архангела. Место, на котором стоял Архангел, означено гранитной колонною, которую арабы подрубили совершенно (в надежде найти будто бы сокрытое в ней сокровище), так что она теперь утверждена лишь сверху и висит на восемнадцать дюймов от полу. Эту колонну, висящую сверху как бы каким чудом, здешние жители признают универсальным лекарством во всех своих болезнях, и постоянно здесь можно видеть больных всякого рода, старающихся дотронуться больным членом до колонны. Поклонясь с тихою молитвою (по случаю богослужения нельзя было пропеть тропарь Благовещению) месту благовещения и облобызав колонну с мыслию, что здесь «совершися спасения нашего главизна и еже от века таинства явление», мы перешли в другую половину пещеры, отделенную от первой стенкою; она оставлена в своем натуральном виде; по преданию, тут была кухня и прочие принадлежности хозяйства Святого Семейства. Далее этой пещеры есть сход в другую, меньшую, где, по преданию, Богомладенец отдыхал по возвращении с Матерью из Египта. Отцы францискане, нас провожавшие, дали нам на память каждому по свече, горевшей на месте Благовещения и несколько камушков от стены пещеры – жилища Богоматери, а мы поблагодарили их несколькими талерами, попросив одного из них проводить нас и в другие Святые места, принадлежащие им в Назарете. Сперва он повел нас в так называемую мастерскую Св. Иосифа Древоделя. По обычаю, доселе сохранившемуся на востоке, ремесленники имеют свои отдельные мастерские с выходом прямо на улицу, где работают днем и продают свою работу и только на ночь возвращаются домой. Эта мастерская, в расстоянии от монастыря на тридцать шагов, ныне обращена в церковь, которая переделывалась во время нашего посещения. Алтарь будет заключать в себе часть стен древнего здания. Отсюда мы пошли на край городка в каплицу (часовню), где хранится камень, вбитый в землю, почти круглый, на котором, по латинскому преданию, Господь наш Иисус Христос вкушал пищу с Своими учениками до времени Своея страсти и по воскресении из мертвых. Из этой часовни прошли мы в средину городка в маронитскую или греко-унитскую церковь, построенную на месте древней еврейской синагоги, в которой Отрок Иисус изъяснял пророчество Исаии, к Нему относившееся. Когда мы вошли сюда, шла вечерня. Несколько арабов сидело на полу по-восточному, а священник в ризе греческого фасона совершал вход с Евангелием.

Назарет – город по преимуществу латинский. Греки почти совсем его оставили. Наша православная (греческая) церковь находится вне города, у источника, единственного в городе, из которого, по преданию, носила и пила воду Пречистая Дева; ту же воду пил предвечный Младенец, святой Иосиф Обручник и апостолы. Можете себе представить, как при этой мысли было нам приятно пить эту самую воду! Мы, прежде чем напились ее, пропели здесь тропарь Благовещения. В православной назаретской церкви, построенной, по преданию, усердием нашего императора Петра Великого, только что кончилась вечерня, когда мы вошли в нее. Народ с любопытством столпился возле часовенки (внутри церкви), заключающей в стенах своих агиасму. Напившись этой сладкой по воспоминаниям воды и поблагодарив церковную прислужницу старицу Марию (из русских поклонниц), черпавшую нам оную, мы поспешили к своим лошадям, желая засветло добраться до Фавора, где располагали отдохнуть под кровом тамошнего православного отшельника, старца Иринарха. Но Бог судил иначе: арабы заупрямились, говорили, что ехать на Фавор поздно, лошади устали и т. д.; я решился просить совета у местного священника, и когда он подтвердил, что ехать точно поздно и потому небезопасно, решились остаться на ночлег в доме, принадлежащем грекам. Пока занимались приготовлением чая и ужина, наступила темная ночь; я вышел на террасу подышать прохладным воздухом и вместе собрать свои впечатления о Назарете. Назарет значит «цвет», и в самом деле это цвет Галилеи. Огромные горы образуют прекрасную заслоненную отовсюду ими долину, на которой разбросаны смоковные и масличные сады; под горами с южной стороны рассыпаны домики этого счастливого городка; дома эти, как и везде в Сирии, сложены из камня, в два этажа и составляют прекрасный вид. По горам вокруг города зеленая полоса разных дерев красиво отделяется от белого известкового грунта, на котором отлично родится виноград, смоквы и маслины. Население состоит из 7000 арабов, по большей части латинского вероисповедания. Греки, как было упомянуто выше, почти совсем оставили Назарет, но с прибытием нашей миссии, вероятно последуя ее внушениям, решились поправить свою ошибку, т. е. поддержать ослабевшее здесь православное влияние, и в этих видах в недавнее время в храме Воскресения Господня бывший назаретский эпитроп монах Нифонт посвящен Патриархом в митрополиты назаретские с тем, чтобы жил в своей епархии и действовал к ее благу.

Источник в Назарете

У греков есть предание о двух актах Благовещения или, как выражаются, о двух Благовещениях, из которых первое (начальное) совершилось у источника, где ныне стоит православная церковь, когда Пресвятая Дева пришла к нему почерпнуть воды, а второе – когда пришла домой и стала на молитву. Церковь украшена благолепно и обделана мрамором; четыре престола ее посвящены Царице Ангелов. Русская старица Мария, живущая добровольно при этой церкви, много заботится о ее чистоте; ее побаиваются небрегущие о сем арабские священники; она же удерживает свое влияние на них своею добротою и силою денег, собираемых ею на церковь от русских богомольцев, посещающих это святое место. К источнику, обильному водою, постоянно стекаются назаретские женщины с высокими глиняными кувшинами древней библейской формы и, наполнив их, ставят на голову и так возвращаются домой. Замечательно, что в Назарете вовсе нет евреев. Костюм женщины удерживают до сих пор тот самый, который по преданию был здесь и во времена Девы Марии: длинная синяя туника с разрезными, висящими едва не до земли рукавами; поверх туники род кафтана, стянутого кожаным поясом. На голове род низкой кички, на которой прикреплено покрывало, упадающее с головы на плеча. Глядя на этот античный убор, невольно думалось: так и Матерь Божия, укрытая от взоров человеческих в своем смирении, носила воду, ибо обычаи на Востоке держатся чрезвычайно долго. И теперь если бы кто-нибудь был подобно слуге Авраама послан для выбора невесты в Назарет, не мог бы сделать ничего лучшего, как остановиться при колодезе: он увидит здесь девушек целого города, которые, как говорят, отличаются красотою между всеми жителями Палестины, что они приписывают особому благоволению Божию и той причине, что между ними жила некогда Пресвятая Дева, «честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим».