Еще сто шагов далее вы подходите к так называемым Судным Воротам, которыми проводили преступников, присужденных к казни на Голгофе. От этих ворот считают еще двести шагов до вершины Голгофы, где оканчивается протяжение Крестного Пути.

Не справедливо ли мое замечание, что эти места вдоль Крестного Пути должно бы освятить престолом для богослужений, а самый путь, обложив крышей, как особый храм, обратить в церковную галерею, по которой бы христиане с молитвой проходили не иначе, как на коленях. Так в Риме в особом строении около церкви св. Иоанна Латеранского (St. Jovanni Laterano) находится лестница (Scala Sancta) из дома Пилата, которую Спаситель, веденный на суд, освятил святыми стопами своими: самая лестница покрыта деревянной обшивкой, чтобы никто не прикасался до священного памятника; но и по этим деревянным ступеням не позволено входить иначе, как на коленях. Я помню, каким глубоким чувством преисполнилась душа моя, когда я с благоговением в молитве передвигал колено за коленом по этой священной лестнице.

Жестокий зной распалял песчаный грунт иерусалимских улиц, но тем не менее, проходя по Крестному Пути, мы шли с обнаженными головами, бросаясь ниц перед вышеописанными местами, наиболее прославленными святостью воспоминаний, и в душевном благоговении прикладывали уста к поверхности земли.

Неподалеку от Голгофы еще видны стены темницы, в которой был заключен апостол Петр, дом Зеведеев, куда удалился Петр, когда ангел вывел его из темницы, развалины дома Симона Фарисея, где Спаситель простил грехи Марии Магдалине; неподалеку от него бывший монастырь св. Анны, матери Пресвятой Девы, и под ним Пещера Зачатья Богородицы – ныне это здание обращено в мечеть; здесь же место мучений св. Иакова: на нем сооружен армянский монастырь с церковью. Далее – место явления Иисуса Христа Марии Магдалине, Марии матери Иаковлевой и Марии Саломии.

У подошвы горы Сиона, около Ворот Царя Давида, находятся остатки дома архиерея Анны, тестя Кайаффы, на развалинах которого построена армянская церковь.

Вот замечательнейшие места, заключенные в стенах города.

Церкви в Иерусалиме и вообще на всем востоке имеют каменные неуклюжие купола и все без крестов и колоколен; то и другое воспрещено турецким правительством, а потому, когда по правилам христианских церковных обрядов надлежит звонить в колокола, то вместо того в самом храме один из монахов колотит палкой в доску; звук этот имеет в себе что-то мрачное и неприятно поражает слух и чувство.

Осмотрев таким образом главнейшие достопримечательности св. города, мы воротились домой около часу пополудни; жар был нестерпимый; в два часа консул повел нас к патриарху, верховному владыке духовенства православного всей Палестины, с принадлежащими к ней пограничными епархиями. Патриарх Кирилл принял нас очень милостиво, и хотя не знал русского языка, однако же говорил с нами очень много через своего переводчика. Наружность его самая приятная и величественная: взгляд кроткий, голос звучный, манеры привлекательные. Обыкновенная одежда его ничем не отличается от прочих греческих митрополитов и архиереев, кроме возложенной на груди панагии, которая несравненно богаче, и кроме того ярко блестят на черной рясе алмазы турецкого ордена «нишам». Странно видеть на груди первосвященника греческого православного духовенства столь противоположные своими значениями знаки! Между тем патриарх, состоя в беспрестанных сношениях с турецким правительством и находясь от него в зависимости, поставлен в необходимость носить на себе этот мухаммеданский орден.

Даже в патриаршей келье мы не избежали угощения трубками и кофе. Мы испросили разрешения владыки говеть в Храме Воскресения, где все богослужение, т. е. утреннее, вечернее и самая обедня совершались по ночам. Прочее же время дня мы посвящали разъездам по окрестностям Иерусалима и ближайшему знакомству с местами, упоминаемыми в Евангелии.

– Как желаете вы поститься? – спросил меня между прочим патриарх, – то есть намерены ли вы соблюдать во время говения обыкновенный или строгий пост? – Патриарх сделал нам этот вопрос потому, что православные посетители Иерусалима продовольствуются от греческого монастыря.

Сознание, что присутствование в местах, освященных стопами Спасителя, и исповедание в грехах своих там, где все наглядно напоминало нам Его страдания, подъятые для искупления человечества, сподобит нас благодати вкусить тела и крови Христовой при самом Гробе за нас пострадавшего Сына Божия, – направило углубленные в священные предметы мысли наши к ответу, что совесть наша повелевает нам предаться всеми силами души Господу и строгим постом, молитвой и умерщвлением плоти приготовиться к таинству святого причащения.

Святейший патриарх, благословив нас на этот подвиг, отпустил нас с миром, и за тем пища наша состояла лишь из сухого миндаля, нескольких оливов и свежей воды.

Нам оставалось еще исполнить долг светского приличия – именно посетить Али-Пашу, губернатора Иерусалима, к которому я имел из Бейрута рекомендательное письмо от его предместника, путевого товарища нашего, Решида-Паши.

Он принял нас очень вежливо и просил во всем, в чем бы мы ни встретили надобность или затруднение, обращаться прямо к нему, обещая сделать все нам угодное. Он человек весьма красивой наружности, с приятными манерами.

Дом Али-Паши хотя и губернаторский, но невелик и без всякой роскоши, что, впрочем, произвело на меня приятное впечатление, ибо сердце ноет при виде великолепия и роскоши там, где могила Царя Царей является в скудной простоте, а тем более возбуждает в вас негодование великолепие мусульман, торжествующих над унижением христианства.