— Сучий сын! — Он подпрыгнул так, словно прищемил не руку, а ногу. Потом взгляд его остановился на Рите, которая, выпрямившись, невозмутимо сидела на стуле. — Почему в этой чертовой библиотеке никогда не найдешь, что нужно?

Рита постаралась куртуазно улыбнуться.

— Что вы ищете?

— Вам-то какое дело? — Рой внимательно разглядывал прищемленный палец.

Джина, продолжавшая свое психоаналитическое изучение Фолкнера, усмотрела бы в этом символический страх кастрации. Я потерял нужное место в указателе тома A-G и начал поиск сначала.

Рита промолчала.

Рой подошел к ней и облокотился на стол.

— Э, я не хотел никого обидеть, мне сейчас просто очень больно. Я не о пальце. — Он сунул руку с травмированным пальцем в карман. — Это сугубо личное. — Он устало качнул головой.

Рита едва заметно кивнула. Это воодушевило Роя продолжить:

— Иногда мне кажется, что если бы я не высказывал все это, то давно бы взорвался.

Хорошо, что Рой не записывает собственные диалоги, подумалось мне.

— Знаете, вы похожи на понятливую женщину, — продолжал нести Рой. — Такая красивая женщина, сидит за этим столом, одна… — Предложение осталось незаконченным, а когда он подался вперед, над столом повеяло тяжким пивным духом.

Я снова потерял нужное место.

— Как насчет того, чтобы пойти после работы выпить в одно милое место? — Он тяжело дышал перегаром в лицо Рите.

— Я не думаю, что стоит туда идти.

— Ну что вы, пошли. — Он протянул руку, чтобы коснуться ее плеча, но Рита увернулась.

Когда же он упрямо обошел стол, чтобы подойти к ней поближе, Рита встала, положив руки на свои стройные бедра.

— Рой Бейтсон, — сказала она совершенно спокойным и невозмутимым тоном, — если вы не прекратите ко мне приставать, я разобью вам яйца. — Она выставила вперед ногу, приняв боевую стойку.

Только теперь я заметил то, чего не видел раньше: у Риты были потрясающе красивые ноги.

Рой медленно отступил. Он постарался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.

— Простите, если я обидел вас, мисс Рита. — Он нервно огляделся, и я попал в поле его зрения. — Я этого не хотел.

Он притронулся к полям воображаемой шляпы и выкатился за дверь.

Я с треском захлопнул том.

— Может быть, мне надо было что-то сказать? — промолвил я. Во всяком случае, надо было извиниться за весь мужской пол. — Иногда Рой бывает невыносимо груб.

— Рой? — Она пренебрежительно махнула рукой. — Он пристает ко мне каждую неделю.

Она улыбнулась, и, хотя я считаю себя знатоком улыбок, эту улыбку расшифровать не смог. К тому же она оказалась весьма мимолетной. Рита снова приняла вид библиотекаря.

— Я чем-то могу помочь вам, доктор Шапиро?

Я улыбнулся, сказал, что не думаю, и отправился искать книгу. Мне было интересно, как повела бы себя Рита в гипотетическом опыте Стенли или как повела бы себя женщина из университетской полиции, но Стенли не было, и поэтому я рассказал об этом Сьюзен. И знаете, что сказала Сьюзен? Она предложила свое решение проблемы, показав мне, что моя милая женушка более практична и тверда, чем я мог о ней думать. Она сказала что-то о перилах и бритве. Когда я вспоминаю это замечание, то мне хочется опасливо скрестить ноги.

Натаниэля поймали ровно через месяц. Он прятался от полиции в доме своего друга, но в конце концов пребывание в четырех стенах ему опротивело, и копы взяли его, когда он шел по улице. Мне непонятно, почему он не уехал в Мемфис. Вообще, мне непонятно, почему половина черных не уехала на Север? Правда, половина уехала, но я имею в виду ту, которая осталась. Наверное, Натаниэль не желал покидать родной город.

Эрик навестил его в тюрьме — не из мстительного чувства удовлетворения, но для того, чтобы задать вопрос, мучивший его все последнее время. Эрик хотел знать, зачем Натаниэль сделал то, что он сделал, и рисовал себе благостную сцену — он поможет заблудшему выйти из тюрьмы, а потом… Потом Натаниэль не стал отвечать на вопрос. Когда Эрик проявил настойчивость, Натаниэль раскрыл книгу и демонстративно углубился в чтение. Эрик не знал, злиться ему или радоваться, — Натаниэль принялся читать том Маркса и Энгельса, украденный из его квартиры. Когда полицейский спросил Эрика, какое обвинение тот хочет выдвинуть, наш профессор, после долгой и мучительной паузы ответил, что не будет выдвигать никаких обвинений.

— Простите, не понял? — произнес сержант. Он был на голову выше Эрика и похож на отца, который видит, как его сын проигрывает решающий матч по крикету. Во всяком случае, так об этом нам рассказывал он сам.

Но Эрик снова повторил ту же глупость. Сержант округлил глаза и выразительно посмотрел на остальных присутствующих — клерка и патрульного. Посмотрите на этих профессоров. Он красноречиво пожал плечами — слишком усердное чтение книг иногда сильно вредит голове.

— Но тогда мы его отпустим, — сказал сержант. — Какой смысл держать в тюрьме человека, не совершившего никакого преступления?

Это на мгновение остановило Эрика. Сама мысль о том, чтобы оставить Натаниэля на милость социально-экономических сил, познавать которые он только начал, показалась ему кощунственной. Но его тревожили мысли и более общего порядка.

— В конце концов я сделал так, что его отпустили, — сказал мне Эрик. — Если я и сотворил чудовище, то, по крайней мере, это марксистское чудовище.

В это время на другом конце города университет ускоренными темпами возводил специальный инвалидный дом для нашего парализованного героя Вилли Таккера. Город Оксфорд пожертвовал для этого участок земли, и я думал, что это очень благородный жест, до тех пор пока Эд Шемли не сказал мне, где он находится: сразу за железнодорожными путями, прямо в центре черного квартала. Конечно, там Вилли будет уютнее, чем где бы то ни было, слышал я сочувствующие голоса. Но, честно говоря, эта ситуация не вызывала у меня восторга — я чувствовал себя неуютно.