– Консула зовут мистер Гедди, и он сейчас наверняка там, – сказал Гудвин. – Несколько дней назад он чуть не утонул во время купания в море, и доктор велел ему какое-то время побыть дома.

Увязая в песке, Смит побрел к консульству На фоне сине-зеленых тропических тонов его наряд смотрелся неестественно и вызывающе.

Гедди спокойно лежал в своем гамаке, лицо его было немного бледным, а сам он пребывал в апатии. Той ночью, когда шлюпка с «Валгаллы» доставила его на берег едва живым после погони за бутылкой, доктор Грегг и другие его друзья приложили немало усилий, чтобы сберечь ту слабую искру жизни, которая еще теплилась в нем. Бутылку с ее бесполезным посланием унесло в море, и проблема, которую вызвало ее появление, свелась к простой задачке на сложение: по правилам арифметики один плюс один – два, но по законам романа один плюс один – один.

Есть одна старинная теория о том, что у человека может быть не одна, а две души: периферийная, которая служит ему каждый день, и центральная, которая включается только изредка, но уж тогда действует активно и энергично. Когда человеком управляет первая душа, он бреется, идет голосовать, платит налоги, зарабатывает деньги для своей семьи, покупает подписные издания и вообще в меру своих сил устраивает свой быт. Но стоит центральной душе захватить власть, и он может ни с того ни с сего накинуться с криками и руганью на ту, кого он поклялся любить и в горе и в радости; может в мгновение ока поменять свои политические взгляды; может нанести смертельную обиду своему лучшему другу; может без лишних слов уйти в монастырь или на танцы; бросить работу или повеситься; или вдруг напишет песню или стихи, или неожиданного поцелует жену, или пожертвует все свои деньги на исследование какого-нибудь микроба. Затем периферийная душа возвращается, и вот перед нами снова нормальный, безопасный гражданин. Это был всего лишь стихийный бунт Личности против Порядка, цель которого – как следует встряхнуть атомы, но только лишь для того, чтобы они потом снова вернулись на свои обычные места.

Безумства Гедди были вполне умеренными – он всего лишь немного поплавал в теплом летнем море, гоняясь за столь малопочтенным объектом, как плавающая бутылка. А сейчас он снова стал самим собой. На столе лежало адресованное правительству США письмо с просьбой отправить его в отставку с должности консула, как только они найдут нового человека на его место. Потому что Бернард Бранниган, который никогда ничего не делал наполовину, сразу предложил Гедди стать его деловым партнером во всех его разнообразных и прибыльных предприятиях, а Паула была погружена в счастливые заботы в связи с новой меблировкой и отделкой верхнего этажа дома Бранниганов.

Консул даже привстал в своем гамаке, когда он увидел у дверей такого живописного незнакомца.

– Лежите, лежите, старина, – сказал посетитель, небрежно взмахнув своей огромной ручищей. – Меня зовут Смит, и я прибыл на яхте. Вы консул? Правильно? Один расфранченный здоровяк с берега направил меня сюда. Решил оказать почтение родному флагу.

– Присаживайтесь, – сказал Гедди. – Я все любуюсь вашей яхтой с того момента, как она появилось у нашего берега. Кажется у нее неплохой ход. А каков ее тоннаж?

– Пусть меня повесят, если я знаю! – сказал Смит. – Понятия не имею, сколько она весит. Но вы правы, скорость у нее что надо. «Розалинда» – это ее так зовут – не станет глотать пыль от впереди идущего фургона. Я в первый раз отправился на ней в плавание. Решил, знаете ли, совершить небольшую экскурсию вдоль этого побережья, чтобы посмотреть на те страны, откуда к нам ввозят каучук, красный перец и революции. Я и представить себе не мог, что в этом захолустье столько пейзажей. Наш Центральный парк [35] даже рядом не стоял. Сам-то я из Нью-Йорка. Тут же у них есть и бананы, и кокосы, и попугаи – правильно?

– Все это у нас имеется, – ответил Гедди, – и я совершенно уверен, что наши флора и фауна взяли бы первый приз, случись им состязаться с Центральным парком.

– Возможно, возможно, – охотно согласился Смит. – Я еще их не видел. Но, думаю, вы и правда сможете нас обставить в вопросе живности и растений. У вас ведь здесь не слишком много проезжих, не так ли?

– Проезжих? – переспросил консул. – Я полагаю, вы имеете в виду пассажиров, прибывающих на пароходах? Нет. Очень немногие сходят на берег в Коралио. Разве иногда приедет какой-нибудь бизнесмен, – а туристы и путешественники, те обычно отправляются дальше по побережью, в один из больших городов, где есть настоящий порт.

– А вот я вижу там какой-то корабль, на который грузят бананы, – сказал Смит. – Прибыли ли на нем пассажиры?

– Это бродяга «Карлсефин», – сказал консул, – он возит фрукты куда придется, сейчас, вероятно, вернулся из своего последнего рейса в Нью-Йорк. Нет, на нем не было пассажиров. Я видел, как его шлюпка причаливала к берегу, и на ней никого не было. Рассматривать прибывающие пароходы – это почти единственное развлечение, которое есть у нас в этом захолустье, а уж если на одном из них прибудет пассажир, так это настоящее событие и об этом говорит весь город. Если вы, мистер Смит, планируете пробыть в Коралио некоторое время, я буду рад показать вам город и познакомить вас с некоторыми из его жителей. Помимо местных аристократов, здесь найдется и четыре-пять американцев, с которыми вам было бы приятно познакомиться.

– Спасибо, – сказал яхтовладелец, – но я не стану вас так утруждать. Мне бы, конечно, очень хотелось познакомиться с этими парнями, о которых вы говорите, но боюсь, я пробуду здесь слишком недолго, чтоб еще околачиваться по гостям. Этот франт на берегу что-то говорил мне о докторе, вы не подскажете, как мне его найти? Моя «Розалинда» все же стоит на ногах не так твердо, как гостиница на Бродвее, и у меня случаются легкие приступы морской болезни. Думаю вытрясти из вашего коновала горстку этих маленьких сахарных пилюль, на случай если они мне понадобятся.