хотела бы быть мужчиной и поступать, как Кассаньяк, но все, что очаровывает в мужчине, не нравится в женщине. Представьте себе только, что будет, если женщина откроет ящик, вытащит из него подошву от ботинка и померит ее с ногой месье, который пришел к ней с

визитом. Если у мужчины есть шкаф, забитый перчатками, платками, завитками волос, это

похвально, но если женщина покажет вам какое-либо воспоминание о мужчине, которого

любила, это будет считаться отвратительным и ее примут за нимфоманку”. (Запись от 25

января 1878 года.)

Не ищите этих записей в напечатанном дневнике: там, в январе, только одно событие -

смерть бедного Валицкого. Кое-какие неопубликованные отрывки из дневника,

касающиеся взаимоотношений Марии Башкирцевой с депутатом Полем де Кассаньяком

были изданы Пьером Борелем в 1925-1926 годах в “Интимных тетрадях” Марии

Башкирцевой. И хотя многое и в этой книге подтасовано, но, по крайней мере, записи, касающиеся Кассаньяка, там имеются, фамилия его не скрывается, как в дневнике, под

литерами “NN” и мы, специально не оговаривая, будем их тоже цитировать.

Придя вечером домой после посещения квартиры Поля де Кассаньяк, она испытывает

страшные угрызения совести и пишет ему покаянное письмо.

“Я прошу у Вас прощения за то, что ввела Вас в заблуждение относительно себя своими

неуместными и невежливыми выходками. Я знаю, что вела себя невоспитанно, как

пятилетняя девочка, что в моем возрасте неприлично. Но я была бы огорчена, если бы Вы

считали меня неумной и невоспитанной, хотя я все сделала для этого. До свидания и

забудем старое! Не думайте плохо о своей сестре, которой стыдно за свое поведение, но и

за Ваше тоже”. (24 января 1878 года.)

Написав письмо, она, тем не менее, не исправляется, в голове ее рождается еще один

безумный план. Она хочет посетить бал-маскарад, чтобы инкогнито понаблюдать за

Кассаньяком. Она совершенно уверена, что этот ловелас будет там. Каждую зиму балы-

маскарады устраиваются в Опере. Бал в Опере - это странное место, он существует, как

промежуточная стадия между закрытым миром салонов для избранных, куда Марии

попасть трудно, и открытым миром публичных балов. Бал в Опере, благодаря

маскарадному костюму и маске, дает возможность полной анонимности для дам. В Опере

и вполне благоразумные женщины могут совершать безрассудства. Из Оперы можно

попасть даже в номера с незнакомым, или, наоборот, с очень хорошо знакомым, мужчиной, и все останется шито-крыто, уединившиеся в номер могут так никогда и не узнать

настоящих имен своих партнеров.

Балы в Опере стали пользоваться особой популярностью, начиная с конца тридцатых

годов 19 века. Балы были открыты для широкой публики, но все-таки эта открытость была

ограничена ценой билета. Хотя за билет платили только мужчины, дамы проходили с ними

бесплатно. На балах было много кокоток, лореток, дам полусвета и просто дорогих

проституток, скрывшихся под домино. Париж как будто посходил с ума, Опера сделалась

на долгие годы местом паломничества приезжавших в Париж иностранцев, ее любили

посещать русские великие князья и арабские шейхи. Опера обыкновенно давала десять

балов в сезон, по одному каждую субботу, начиная с конца декабря, на последней неделе

карнавала давали три бала подряд. Начинались все балы ровно в полночь.

На балах много плясали, оркестр играл кадрили, переделанные из модных оперных арий, на балах интриговали и морочили кавалеров; светских дам и даже девушек из хороших

семей привлекала туда анонимность и возможность познать те ощущения и ту свободу, которые были им недоступны в аристократических и буржуазных гостиных.

Муся, безусловно, читала об этих балах в парижской прессе. Итак, Муся решает поехать в

Оперу и подговаривает Дину, чтобы та попросила Блана сопровождать ее, Дину, на бал.

Облачившись в костюм, под маской, она садится в карету вместо Дины и молчит всю

дорогу до Оперы, чтобы Блан не узнал ее по голосу.

До четырех часов утра она бродит по коридорам Оперы, следит за Кассаньяком, который

находится там, убеждается, что дамы осаждают его, но сама она не завязывает в эту ночь