Старушка вдруг вскинула голову.

– Ты небось, нарочно пришёл заранее. Посидеть со мной, чтоб одна не отошла. Ни к чему это. Меня вон баньши уже с ночи оплакивает. Слышишь?

Всадник кивнул. Он заметил тёмное облако баньши в кустах, ещё подъезжая к домику.

– Тебе будет трудно уйти, не передав дар. Я облегчу твой уход.

– С чего ж это Смерть так жалостлива стала?

Старая ведунья недоверчиво посмотрела на него. Легат поставил кружку на стол. Огоньки разгорелись чуть ярче.

– Некогда одна ведунья помогла человеку. Спасла его дочь. Давно это было. Потом случилось так, что он оказался в моём Легионе. Стал Всадником. Богу ведомо отчего. Но за ним остался долг. А я как Легат Легиона в ответе за своих. Не может быть долгов за Всадником. Перед посвящением, он просил за неё.

– Не забыл значит старую ведьму – ведунья качнула головой – спасибо ему. Смерти я не боюсь. Все там будем. Вот только тяжело одной уходить. Нельзя забирать дар с собой. А передать некому.

Она горестно поджала губы. Всадник поднял стопку рассматривая её.

– У его дочери тоже родилась дочь, а затем – внучка. Он завещал её тебе.

Старушка изумлённо посмотрела на него.

– Как же я передам ей? Мне жить-то осталось…

Легат усмехнулся.

– Сейчас, по тропинке к твоему дому, идёт женщина с девочкой на руках. Не спрашивай – как и почему. Она закроет тебе глаза, оплачет и позаботится об остальном. Девочка примет твой дар. Потом, мы с тобой удалимся.

– Да-а, правильно говорят, что добро не остаётся безнаказанно. – задумчиво прошептала она. Легат посмотрел на опустевшие кружку и стопку. – А пока… налей мне ещё кофе и настойки.

Всадник ожидал под деревом у дома. Когда всё закончилось, и послышался тихий женский плач – сквозь щель неплотно закрытой двери просочилась ведунья.

Она улыбалась. Тонкая сияющая нить тянулась за ней. Он подошёл и отсёк её мечом. Они постояли, прислушиваясь к звукам в домике. Вот раздался детский лепет… Ведунья облегчено вздохнула и выпрямилась. Всадник взлетел в седло и протянул ей руку. Уже садясь поудобнее, к нему на коня, она хитро прищурилась:

– А кто ж тебе варит кофе там? Или так и угощаешься, провожая старых ведьм вроде меня?

Серебряный череп меча подавился смешком.

2006 Стрингер.

Старушка была набожна. Вот и сейчас, она возвращалась домой с чувством исполненного долга. На площади сожгли этого еретика Бруно. Она не только была там, но и молилась во славу Господа. За здравие отцов церкви, блюдущих чистоту паствы и за спасение души упорствовавшего отступника. Боле того, в отличие от многочисленных зевак собравшихся поглазеть на казнь, она притащила туда с трудом собранную вязанку хвороста. Вязанка и самой то нужна была, но разве в такой момент можно думать лишь о себе, о плоти. О душе надо заботиться. Своей – и того заблудшего. Не зря ведь падре благословил её при всех.

И даже еретик, увидев как она подталкивает вязанку к костру, произнёс что-то на латыни… Что-то такое про святых… О Санта… Санта… Видать благодарил. Вот только высокий такой, отец – доминиканец как-то странно усмехнулся. Лица его она не видела. Тень от капюшона скрывала лицо.

На дворе уже была ночь. Сегодня старушка перед сном молилась больше обычного. И всё поминала заблудшую душу, что должно быть уже предстала перед Господом и теперь кается за свои грехи. Но всё же даже его погрязшая в упорстве еретическая душа умилилась ей. Значит, не всё может для него потеряно. Ах, как красиво он сказал – Санта… святая… жаль что дальше не смогла разобрать. Но Бог всё видит и всё слышит. Вот ей и зачтётся на том свете благое дело. Она ведь не просто помогла святым отцам, а пожертвовала очень нужную ей целую вязанку отличного хвороста. День прошёл не зря – во славу Господа.

Вот только ноги что-то не слушаются. Надо бы прилечь… Вот так. Как же она устала. Нет это не та усталость, не привычная. Слабость какая-то растекается по телу. Неужто Господь вспомнил наконец о ней! Но уходить без отпущения грехов очень не хочется. Что? Что это такое? Дверь бесшумно открылась и вошёл тот самый отец доминиканец. Только теперь он не усмехается. Улыбается чуть печально. Совсем бесшумно подошёл и присел на край кровати. А глаз всё равно не видно. Тень от капюшона скрывает. Неужто Господь так заботится о ней, что прислал исповедника в ночной час. Значит, всё правильно сделала сегодня. Старушка попыталась приподняться, но монах жестом руки остановил её. Голос его был тих, но странным образом отдавался во всех углах комнатки.

– Ты ждала исповедника дочь моя.

– Да падре. Я вдруг почувствовала, что пришёл час мой и боялась умереть без отпущения.

– Господь услышал тебя. Но разве ты не исповедовалась на днях в церкви?

– Да падре, но человек всегда стремится перед смертью ещё раз вспомнить всё и покаяться.

– Тебе есть в чём каяться?

Доминиканец выжидающе замолчал.

– Не знаю падре, но если были за мной ошибки, то я готова покаяться и просить прощения у Господа нашего.

– А скажи дочь моя, не совершала ль ты сегодня ничего, о чём хотела бы покаяться?