Ледогоров терпеть не мог все, что готовили в этом доме. Юлина мама стряпала жирную, тяжелую пищу и щедро раскладывала ее огромными порциями. Вот и сейчас на столе появились гигантские тарелки щей с глазками жира и кастрюля курицы, плавающей в майонезе. Палыч достал из серванта рюмки.

— Мать! А…?

— Сейчас принесу.

Он вопросительно посмотрел на Ледого-рова.

— По граммульке?

Тот вздохнул. Юлька тревожно поджала губы.

— Мне нельзя! Я на антибиотиках. Простыл чего-то!

Александра Михайловна закивала.

— Сейчас погода такая. Жарко-жарко, а на сквозняке прохватывает.

Палыч нахмурился.

— Что у тебя то одно, то другое? Ни разу не выпили еще. Что ты за мужик, что таблетками лечишься? Рюмку прими и все пройдет.

— Отстань отец! — Юлька обняла его за плечи. — Это я ему курс лечения прописала. А с тобой я выпью.

Палыч продолжал что-то недовольно бубнить, разливая водку.

— Ну! За вас, родители! — Юлька подняла хрустальную рюмочку и лихо опрокинула содержимое себе в рот.

— Ой, как ты, доча! — Александра Михайловна отпила глоточек и поспешно закусила помидором.

Ледогоров усмехнулся про себя. Видела бы мама, как «доча» в подсобке магазина пила водку из граненого стакана, закусывая «Сникерсом», а потом, по пути домой, маршировала строевым шагом, распевая песни военных лет. Юльку, конечно, нельзя было назвать пьющей, но толк в питие она знала и пить умела.

— Я с вами мысленно! — поднял он стакан с домашним морсом.

— Ешь, Саня! — Александра Михайловна подвинула ему хлеб.

Он кивнул и принялся за щи, с ужасом думая о курице. Палыч налил снова.

— Я на дачу шифер заказал…

— На рынке семена так подорожали…

— Мама, я приеду помогу…

Небо за окном прояснялось. Ледогоров думал о том, что к Любашеву нужен какой-то хитрый заход, что его как водителя есть на чем «колоть», что с понедельника выйдет Полянский…

— Саня, ты поможешь крышу покрыть?

— Только если на подхвате. Я никогда не пробовал.

… и будет полегче, что хорошо бы успеть с Юлькой сегодня в кино и, что курица в него точно не влезет.

— Доча, я тебе носки теплые на зиму связала…

— Папа! Хватит наливать уже…

— Я семью поднимал, как мужик и должен…

Ледогоров вытер пот, вежливо улыбнулся Александре Михайловне и достал сигареты.

— Спасибо. Пойду подымлю на балкон.

Вдалеке виднелся Ленинский проспект. Из-за соседней пятиэтажки выглядывал угол бывшего кинотеатра «Нарвский», давно раздерба-ненного в аренду различными коммерческими организациями. Становилось жарче и жарче.

— Покурим! — Палыч вышел на балкон и потер ладонью шею. — Давай твоих, модных.

Ледогоров достал пачку, вглядываясь в его, словно вырубленное из старой древесины лицо и думал, как у такого человека и крайне внешне неброской Александры Михайловны родился такой яркий ребенок как Юлька.

— Нравится Юляха? — спросил Палыч, словно угадав его мысли, и затянулся «Винстоном».

Ледогоров кивнул. Он вообще не любил говорить о личном. Даже с лучшими друзьями. Даже о мимолетных связях.

— Когда женишься? — с обескураживающей простотой продолжил Палыч.

Ледогоров молчал. Он всегда понимал, что этот вопрос скоро встанет, но никак не думал, что в такой ситуации.

— Ну чего молчишь?

— Как решим, — наконец осторожно сказал он.

Палыч кивнул, икнув. Ледогоров понял, что он уже немного пьян.

— Да это вы сами разберетесь! Ты скажи, на что семью кормить будешь?

Порыв ветра всколыхнул листву в метре от балконной решетки. Тонкими струйками сквозь дымку наконец просочилось солнце.

— Я, Анатолий Палыч, работаю и зарплату получаю.

Тот махнул рукой.

— Какая это, на хер, работа? Это служба такая. Как в армии. Работа — это профессия. — Он назидательно покачал перед собой пальцем. — А ты что умеешь делать? С пистолем за шпаной бегать? Какое у тебя ремесло в руках?

Ледогоров смотрел на волну листвы почти у себя под ногами. Он сам в прошлом пил достаточно долго и вдумчиво, чтобы теперь пытаться что-то объяснять пьяному.

— Молчишь? — Палыч кивнул. — Правильно. А деньги? То, что ты получаешь — это не деньги. Ребенок будет — вообще «звиздец» настанет. Мы, конечно, поможем… — Он хлопнул Ледогорова по плечу. — Я все придумал. Права у тебя есть. Пойдешь к нам в парк. Откроем категорию тебе и вперед. Я уже с Бог-данычем переговорил. Юлька! — Крикнул он в открытую дверь. — Я твоего мужика к нам в парк на работу беру! А то никчемный он какой-то — ни ремесла, ни денег!