Шрифт:
– Алло! Мадам Анн Предай?
– Да.
– Это Элен Редан. Могу ли я поговорить с вашим отцом?
Не сказав ни слова, Анн положила трубку рядом с аппаратом и пошла искать Пьера.
– Мадам Редан просит тебя к телефону.
Он вздрогнул, будто его напугали из-за угла.
– Ни за что, – пролепетал он. – Я не хочу с ней говорить…
– Ну так и скажи ей это сам.
– Нет, скажи ей все это ты, Анн, умоляю! – выдохнул он.
Глаза его будто спрыгнули с головы. Уголки губ подрагивали. Она возвратилась в гостиную и подняла трубку.
– Отец отказывается подходить к телефону, – сказала она.
– Но почему?
– А вы сами не догадываетесь? Вы должны были получить от него письмо.
– Верно… Но письмо это настолько безумно! Мне нужно его увидеть, узнать у него…
– Я вам передала все, что он хотел вам сказать, мадам. Не звоните больше.
И резко положила трубку – словно прихлопнула назойливую муху. Повернувшись, она увидела в дверном проеме отца. Он подкрался по-волчьи тихо, чтобы услышать собственный приговор. Теперь, когда все закончилось, Пьер молча и растерянно смотрел на дочь, в очередной раз ошеломляя ее проявлением своего безмолвного страдания. Что за нужда представлять свои чувства так, будто все происходит на театральных подмостках? Этот набухший драматизм она замечала и за Лораном. Как только она уйдет, отец, лишенный лучшей части своей преданной публики, тут же успокоится. Анн чмокнула его в лоб и вышла. Оказавшись на улице, она сразу же о нем позабыла.
Работы по обустройству в Пантене шли полным ходом. Анн присоединилась к остальным руководителям отделов, суетившимся вокруг мсье Куртуа. В импровизированном кабинете прошло совещание, обсуждалось положение с текущей реализацией. Жизнь возрождалась. Пообедала Анн в ближайшем бистро, вместе с Каролю и Бруно. В четыре ее вызвал мсье Куртуа и сообщил, что намеревается отправить ее на международную ярмарку книг для юношества в Болонью. По правде говоря, она этого ожидала – с переходом на новую должность у нее появлялись и новые обязанности. Вылетали в следующий понедельник. Их отсутствие продлится не более четырех или пяти дней. До отъезда предстояло поближе познакомится с предложениями нескольких зарубежных издателей – с ними мсье Куртуа намеревался завязать более тесное сотрудничество. К тому же он считал, что после пожара, опустошившего издательство «Гастель», его личное присутствие в Болонье необходимо для поддержания престижа фирмы. Летел и шеф коммерческого отдела. Анн радовалась предстоящему путешествию. Оно показывало реальность ее продвижения по службе, давало возможность вырваться из обыденности – со сгущающейся и без того душной атмосферой дома, с неприкаянно блуждающими в нем Лораном и Пьером. Ровно в шесть Каролю на своей дребезжащей развалюхе – кажется, это был старенький «ситроен 2СВ» – подбросил ее к дому.
Пьер был у себя в комнате. Лоран, развалившись в гостиной на канапе, читал какой-то детектив. Он что-то буркнул в ответ на ее приветствие и снова углубился в чтение. Когда в дверь позвонили, Анн мыла в ванной руки. Открывать пошла Луиза – и тут же вернулась с растерянным видом:
– Там какая-то дама требует встречи с вашим отцом. Я постучала в его дверь. Он не отвечает. Наверное, спит…
– И что вы сказали этой просительнице?
– Я проводила ее в гостиную.
Анн вытерла руки и решительно направилась на эту неприятную встречу. Между окном и прозрачными створками библиотеки в строгом сером твидовом пальто с поднятым воротником стояла Элен Редан. Руки ее были спрятаны в большие накладные карманы. На лице застыло выражение хрупкой и горестной решимости.
– Лоран, ты можешь нас оставить? – попросила Анн. Тот вышел из комнаты, на ходу постукивая книгой по бедру. Анн закрыла за ним дверь, обернулась к Элен Редан и сухо заявила:
– Мне кажется, я вам уже объяснила по телефону, что мой отец не желает больше вас видеть.
– Это неправда! – вскрикнула Элен Редан. – И идея с письмом не его. Я хорошо его знаю.
– Мне известно, что вы хорошо знаете его, мадам. Я осведомлена о вашей интрижке.
Щеки Элен Редан зарделись густым румянцем, взгляд зажегся яркими искорками ущемленной гордости.
– Речь идет не об интрижке, – парировала она. – Ваш отец и я собираемся пожениться.
Обескураженная услышанным, Анн всматривалась в эту светловолосую женщину в сером, вызывающе несчастную, которая не побоялась вторгнуться на чужую территорию. «Он сделал это… Он осмелился… За моей спиной… После тридцати пяти лет воркования на плече у Мили…» У нее перехватило дыхание, мысли ее заледенели, голос стал необычно звонким:
– Отец ничего не рассказывал мне о ваших планах. Если вы не возражаете, мы сейчас обсудим все это втроем.
Анн сделала четыре шага и резко открыла дверь в комнату отца. Сидевший в глубине, возле камина отец повернул к ней лицо, и она увидела перед собой переполненные ужасом глаза зверя, загнанного в капкан. По его лицу струился пот.
– Папа, – начала Анн с беспощадным спокойствием. – Мадам Редан настаивает на встрече с тобой.
Его рука проделала в воздухе жест, означавший, что он не желает даже двигаться. Анн повысила голос, чтобы ее было слышно в соседней комнате:
– Ну же, папа! Смелее! В последний раз!
Пьер поднялся. На нем был его старый жилет цвета морской волны с перламутровыми пуговицами, повседневные брюки, вздувшиеся на коленях пузырями, и старые, потертые шлепанцы. Перед висевшим над камином зеркалом он трясущейся рукой поправил галстук.
– Сойдет, папа! – резко бросила Анн. – И так хорош!
Пьер прошел следом за Анн в гостиную. Увидев Элен Редан, едва приметным движением попытался втянуть голову в плечи и невнятно буркнул:
– Добрый день, мадам.
Элен Редан вздрогнула.