Мэрилин озадаченно оглядела свои апартаменты, как будто здесь жил кто-то другой, а не она сама. Она и пальцем не пошевельнула, чтобы придать комнатам домашний уют, но поскольку она жила здесь еще до того, как решилась на разрыв с компанией “XX век — Фокс” и вышла замуж за Артура, то ей казалось, что вся ее жизнь в последующие годы просто приснилась ей и она вообще отсюда не уезжала…

Она разделась, открыла бутылку шампанского и запила им несколько таблеток, которые приобрела в магазине “Швабе”. Расхаживая по квартире обнаженной, она время от времени ловила в зеркале отражение своего голого тела; каждый раз ей казалось, что перед ней привидение, и только ярко-красный шрам служил подтверждением тому, что это тело принадлежит живому человеку. Она позвонила в службу, отвечавшую на телефонные звонки в ее отсутствие, но ей сказали, что никто не звонил, и от этого она еще сильнее ощутила свою призрачность — как такое может быть, что все позабыли о самой знаменитой и самой сексуальной актрисе Голливуда! Потом она припомнила, что дала указание секретарше периодически менять номер ее домашнего телефона, потому что ей надоедали звонками всякие идиоты — люди, которым она давала свой номер телефона, сообщали его своим знакомым, и в конечном итоге его узнавали какие-нибудь кретины-поклонники… Меняя номер, она лишала многих нужных ей людей возможности дозвониться до нее, а часто и сама не могла вспомнить свой телефон…

Она вошла в спальню. Над ее кроватью висели два плаката с фотографиями Джека, которые были выпущены во время избирательной кампании. Джек смотрел на нее сверху вниз своим твердым, мужественным взглядом; этот взгляд помогал ему завоевывать голоса избирателей. Мэрилин послала ему воздушный поцелуй, чувствуя легкое головокружение от долгого перелета, шампанского и таблеток; кроме того, она много часов ничего не ела. Затем она надела брюки и свитер. Ей нужно было принять ванну, но возиться не хотелось, поэтому она просто наложила на лицо макияж, обвязала шарфом волосы и, взяв ключи от машины, пошла в гараж. Сев в свой “кадиллак”, она вырулила на улицу.

В кабинет доктора Гринсона можно было войти через черный ход — обычно им пользовались пациенты из числа знаменитостей, не желавшие, чтобы их видели посторонние. Гринсон не принадлежал к ярым приверженцам учения Фрейда, которые настаивали, чтобы их пациенты принимали сеансы лежа на кушетке, но Мэрилин это нравилось, так как в лежачем положении она чувствовала, что может разговаривать свободнее. Все свои самые разумные речи она почему-то всегда произносила, лежа на подушке.

Доктор Гринсон опустил жалюзи, и его изысканно обставленный кабинет погрузился в полумрак. Он сел в кожаное вращающееся кресло; его красивое лицо дышало томным удовлетворением, словно он только что вкусил наслаждений с женщиной.

— Так как у нас дела? — спросил он.

— Нормально.

— Вот как?

— Ну, вообще-то не совсем.

— Послеоперационный период никогда не бывает легким. Вы перенесли серьезную операцию. Вернее, две операции. Не надо ждать от своего организма чуда.

— Вообще-то, я чувствую себя хорошо. Ну, то есть после операции и так далее.

— А как с работой?

— Вот это как раз меня и угнетает. Наверное, я буду сниматься с Дином Мартином в той картине, если “Фокс” когда-нибудь включит ее в график. Ставить фильм должен Джордж Кьюкор.

— Да, знаю. И сценарий читал. По-моему, эта роль как раз для вас. Я на полях написал кое-какие свои пожелания — по поводу диалогов и тому подобное.

Доктор Гринсон, как и все в Голливуде, воображал себя сценаристом.

— Я чувствую себя какой-то потерянной, — пожаловалась Мэрилин. — Меня словно несет по течению.

— И все время появляются новые мужчины?

— И это тоже. Видите ли, я не понимаю, ради чего я все это делаю. Новый мужчина. Очередной фильм. Еще одна таблетка. К чему все это?

— Вам надо научиться любить жизнь ради самой жизни. Вы должны разработать для себя план, поставить какую-нибудь цель, причем не обязательно связывать это со съемками фильма. Может быть, вам стоит подыскать себе дом… Это конструктивный ход, жизнеутверждающий… Я знаю одного хорошего агента по продаже недвижимости. Попрошу, чтобы он позвонил вам. Я знаком с одной женщиной, которая будет для вас прекрасной экономкой. Именно такая женщина вам и нужна, вы будете от нее в восторге… А что у нас с личной жизнью? Есть новости на этом фронте?

Она терпеть не могла фразу “личная жизнь”, но сейчас никак не выразила своего отношения. Когда доктор Грин-сон говорил о сексе, он употреблял выражение “моменты интимной близости” — во всяком случае, она думала, что он имеет в виду именно это. Но Гринсон как-то объяснил ей, что “моменты интимной близости” не обязательно связаны с сексом. Для нее это было новостью, а ее знакомые мужчины, наверное, удивились бы еще больше, если бы услышали такое объяснение.

— Ну, из-за операции и прочего ничего особенного… Меня по-прежнему тревожат те же сны…

Гринсон подался вперед, глаза заблестели. Сны его интересовали больше всего.

— Мне все время снится, что я собираюсь выйти замуж за Джека Кеннеди, — сказала она.

Он кивнул, как будто это был вполне обычный сон.

— Это даже не то чтобы сон …

— Да?

— Это как бы происходит в моем сознании, мне и впрямь кажется, что это должно произойти ?

— Ничего страшного , — успокоил ее доктор Гринсон. — Грезы — это предохранительный клапан нашего подсознания. — Он улыбнулся, словно только что придумал удачную фразу, которую еще не раз сможет использовать в своей работе.