— За то, что я бросил ее? Если хочешь знать, для меня это было очень мучительное решение. Мне следовало давно положить конец этой связи, и ты это понимаешь. Но я все откладывал, откладывал…

Джек говорил правду, этого нельзя было отрицать. Я не стал возражать ему.

Президент смотрел в окно, словно ему хотелось сбежать из Белого дома.

— Поначалу мне очень нравилось быть президентом, — сказал он. — Этот пост достался мне ценой огромных усилий, и мне казалось, что я имею право наслаждаться результатами своей победы. Но теперь я уже освоился и ясно понимаю, что победить на выборах — это далеко не все. Главное, что ты оставишь после себя.

— Ты жаждешь величия и славы, — заметил я. — Хочешь запечатлеть свое имя в истории. — Я улыбнулся. — Почти у всех, кто жил и работал в этом доме, возникало такое желание. Рано или поздно.

— Да, обстановка располагает, — согласился Джек.

— Наверное, так и должно быть. Не зря же этот старый дом стоит уже столько лет. Ты рассуждаешь мудро. А отцу ты говорил об этом?

— Да, говорил. Слава Богу, успел до того, как с ним случился удар. Он сказал, что давно ждал от меня этих слов.

— Да, конечно. — Я отпил кофе. — Правда, я не думал, что целомудрие — непременное условие достижения славы великого президента.

— Целомудрие? Что ты имеешь в виду?

— Вообще-то я не совсем точно выразился. Может, вернее будет сказать — единобрачие? Верность жене? Ты и в самом деле решил начать новую жизнь?

Джек засмеялся.

— Нет. Пока нет. Но я буду осторожен. Я считаю, что любовницы президента не должны устраивать пресс-конференции по вопросам своих отношений с ним. Разве я не прав?

— Я согласен. Мэрилин совершила глупость, но она, наверное, была очень расстроена. Она испытывает искреннюю привязанность к твоему отцу…

— Да, я все понимаю, но не могу так рисковать. — Он вздохнул. — А знаешь, Джеки тоже осваивается со своей новой ролью. Она терпеть не может, когда ее называют “первой леди” — она говорит, что это звучит вроде как “верховая лошадь”, — но вообще-то из нее получилась великолепная первая леди. Мне кажется, мы даже стали лучше ладить друг с другом… Наверное, я уже не могу позволить себе такую роскошь, как Мэрилин. Да, пожалуй, что так.

— А как же Бобби?

— Он взрослый человек. Сам сообразит, что ему делать. Только вот немного странно: он постоянно твердит мне об осторожности, а сам сношается с Мэрилин прямо в машине возле дома Лофорда, где собралось чуть ли не пол-Голливуда, и все над ними хихикают. Что ж, во всяком случае, теперь мы знаем, что он тоже живой человек.

— Разве позволительно министру юстиции проявлять человеческие слабости?

— Нет, но брату это не повредит.

Мы вышли из Овального кабинета и попрощались, обменявшись рукопожатием.

— Когда придет время писать историю администрации Кеннеди, я хочу, чтобы в ней упоминались великие события и великие решения, — сказал Джек, — а не постельные разговоры и сплетни.

— Что ж, — ответил я, — у тебя впереди еще целых семь лет. Времени предостаточно.

— Это уж точно, — заключил он, смеясь. — Времени у меня много.

Случилось так, что один из директоров кинокомпании “XX век — Фокс”, мой давний приятель и клиент, попросил меня заглянуть к ним и оценить ситуацию на студии, когда я буду в Калифорнии.

— Тут самый настоящий хаос, — сказал он. — Студией управляют дилетанты. Мне кажется, я даже готов согласиться, чтобы вернулся Занук, а ты ведь знаешь мое мнение о нем. Они разбазаривают деньги, ссылаясь то на болезнь Лиа Тейлор, то на опоздания Мэрилин Монро…

Достаточно было пять минут посидеть в столовой киностудии (в меню до сих пор значилось блюдо под названием “Салат из даров моря a la Даррил Ф. Занук), и у меня не осталось никаких сомнений, что мой клиент нисколько не преувеличивал; пожалуй, наоборот, он обрисовал ситуацию в слишком радужных тонах. Никто не знал, что делать с фильмом “Клеопатра”: было потрачено огромное количество денег, и поэтому прекращать работу не имело смысла, но и продолжать снимать до бесконечности тоже было невозможно. Элизабет Тейлор, едва оправившись от болезни, тут же завела роман с Ричардом Вартоном; этот роман стал самой скандальной любовной историей века, а на студии никто и понятия не имел, как продвигается работа над фильмом.

Что касается фильма с участием Мэрилин “Что-то должно произойти”, уже начались основные съемки, хотя сценарий не нравился никому. Джордж Кьюкор призвал на помощь одного своего “приятеля”, и они вместе по ночам переписывали сценарий; Мэрилин, которая и без того никак не могла запомнить свои реплики, приезжая утром на съемочную площадку, вдруг узнавала, что слова роли, заученные ею с большим трудом, из сценария вычеркнуты. Поэтому очень скоро она пришла к выводу, что Кьюкор, о котором ходили легенды как о лучшем “женском режиссере”, для нее враг.