Шрифт:
— Как же так, почто еще-то не дрались? — спросил Михаила, сын Карпа.
— Не знаю уж, ребята, что такое!
— Может, какая измена была?
— Кто их знает, — уклончиво отвечал Карп. Неловко ему при молодых дурно отзываться о начальстве, но он и сам полагал, что дело было не без этого.
— Да-а-а… Албазин срыли, и весь народ вышел в Забайкалье. А икону албазинской божьей матери казаки вынесли на руках, врагу не досталась… Рассказывали, что в Усть-Стрелке была одна старуха, с Албазина вывезена, и жила сто тридцать лет, так она богдойскому нойону ссекла башку начисто. Они ее захватили на мельнице и привезли к самому нойону. У стариков ножи были такие здоровые, что барану можно голову отрубить. Этакий нож она спрятала… Ловко пришлось, и она полоснула его.
— Отчаянная была старуха, — засмеялся младший Бердышов, темно-русый подросток Ванька.
— Она тогда еще не была старуха — была молодая, красивая. Маньчжур позарился на русскую красоту, да и не снес башки. Потом уж казаки эту бабу отбили обратно. Благодатная же там сторонка, на Амуре… Лучше, чем здесь, в Забайкалье. Тут вот тайгой до Улус-Модона не так… А на устье Зеи красота. Вот где хорошая земелька! Разве с Забайкальем сравнишь! Тут камень да мороз. Мы живем как не знай кто в своей каменной щели. Что у нас? Лиственницы есть да березы. Что еще? Гуран [35] ходит в тайге. Липы, дуба отродясь не видали. А там заветная наша земля, помните это, ребята.
35
Гуран — дикий козел.
— Дядя Карп, а какой дуб, ты сам-то видал?
— Видал, — с гордостью ответил старик. — Красота дерево, такое раскидистое, черное, узлами. Я охотился на Нюмане. [36] Там заветное местечко.
— А уж дядя Алексей нынче, верно, где-нибудь далеко на ярмарке. Он рассказывал, что на Амуре и виноград растет, и золото есть в земле. Соболей много. Сказывают, в Сибири народ с приисков собирается на Амур. Атамана хотят выбрать и уйти, — заговорил Ванька.
Это переселение было мечтой многих. В народе часто говорили, что надо избрать атамана и уходить от несправедливостей и притеснений на Амур.
36
Нюман — река Бурея.
Карп смолчал. Он собирался этой зимой пойти на охоту в далекие Амурские хребты со своим старшим сыном Михаилом и с казаками из Усть-Стрелки, показать молодым дорогу в землю дедов, чтобы при случае знали, куда идти.
Казаки с Усть-Стрелки были друзьями Карпа. Они жили на границе и каждый год ходили на Амур. Дорога была не близкая. Друг и однофамилец Карпа, казак Алексей Бердышов, который ушел еще в позапрошлом году на Тугур, прислал в прошлом году известие, что пошел домой Амуром — и вот уже год как идет… Не вернулся до сих пор… Значит, путь длинный, извилистый…
— Ну-ка, спать, ребята!.. — строго молвил Карп. — Эка, нас совсем снегом занесло, дверь не открывается. Завтра, однако, хорошая погода будет. Лед уж крепкий, пойдем вниз по реке. Да… Разве ту землю сравнишь со здешней! Там хлеб хорошо родиться может, только сеять некому. Конечно, и приискателям любо туда идти. Их совсем замытарили. Когда-нибудь народу туда хлынет…
Желание видеть заветную землю, принадлежавшую предкам, влекло сурового сибиряка на восток. Карп любил поохотиться в амурских лесах, где бывал не раз.
— А вот Маркешка Хабаров тоже, говорят, первого албазинского рода, укладываясь спать, вспомнил Михайла. — Какие-то деды у него дрались с богдоем.
— Съездить бы с тобой на Амур, — проговорил Ванька.
— Дубы-то поглядеть, — сказал Михайла. — Не знаю, врут ли, нет ли, будто бы там какой-то желудь вырастает на нем. Кабаны даже его едят и жирные становятся. Не слыхал, что это за желудь?
Михайла был грамотный. На досуге он учил ребятишек письму и счету и даже выучил грамоте одного бурятенка. Он любил называть себя учителем и желал знать про все, что есть на свете…
На Усть-Стрелке в доме у казака Андрея Коняева веселье.
— Эх, гармонь моя, гармонь, да разудала голова!
— Вот проводины!
— Эхма-а… Забайкальские казаки! Дергай шибче!
Завтра охотники уезжают на Амур. Опустеет Усть-Стрелка. Только границу останутся караулить двадцать человек.
— А чё Маркешка не идет?
— С бабой у них ссора, царапаются.
— Характерная у него!
Атаман Василий Петрович Скобельцын, усатый, темно-русый, с багрово-красным лицом, сидит под образами. Стол ломится от мясных блюд, изготовленных по-русски, по-монгольски; свинина — по-китайски, с рисом. Бабы в ярких азиатских шелках.
— Эх, подгорна улица, сорок сажен поперек! — орут парни на лавке.
Хозяин дома, молодой казак Андрей Коняев, скуластый, курносый, с блестящими от масла желтыми волосами, в ярко расшитой чесучовой рубахе, заискивающе тянется к атаману с полным стаканом:
— Желаем здоровьица!
Андрей был торговец, меняла и льстил атаману. Точно так же заискивал он и перед хорошими охотниками-односельчанами, напрашиваясь с ними на Амур. Коняев опасался ездить один в дальнюю дорогу. Его брали с собою неохотно и только потому, что атаман Скобельцын приказывал охотникам не уходить без Коняева, грозя в противном случае запретить поездки на Амур.