Шрифт:
Итак, вдохновленная этим разговором, а может, и не только этим, Люська стала требовать колготок с серебряными листиками и прочей дребедени. И, разумеется, она сочла отвртительным купленное матерью пальто. Люська догадывалась, что в техникуме это будет самое сиротское, самое убогое пальто. И сапоги, естественно, тоже.
Близились экзамены. Люська уже понимала, что хорошо их выдержит. Она уже видела себя студенткой – со всеми вытекающими из этого последствиями. Здешние девчонки уже рассказали ей об окрестных дискотеках и тамошних нравах. Против нравов Люська не возражала, но при одной мысли, что ей придется весь вечер стоять у стенки, она готова была кричать и реветь от негодования.
Она уже знала, как ничтожна стипендия и что почем в здешних комиссионках.
Возможно, она поняла, что единственная ее надежда – на дядю Витю. Дядя вернется, как обещал, с юга, куда ему нужно вывезти семью, и поможет ей уломать маму. Вот уже назначенный им двухнедельный срок на исходе – и надо только почаще звонить ему, не стесняясь, ведь он ставит своих на юге и вернется один.
Артем представил себе, как они обе, мать и дочь, одна с работы, другая из автомата, накручивали один и тот же номер.
А Витютя уже прибыл и стал околачиваться возле техникума. Даже заглянул посмотреть расписание.
Как бы то ни было, он встретил Люську.
Возможно, ему даже повезло – он подстерег девчонку, когда она, чуть не рыдая, выскочила из дому после ссоры из-за тех самых колготок. И очень может быть, что она-таки расплакалась у него на плече, а он завел ее в ближайший подъезд, вытер ей платком нос, потащил в кафешку… Кстати, мог и к себе домой, потому что в кафешке в такую рань еще спиртного не подают, а дома…
– Не реви, ребенок, выпей-ка лучше, это здорово успокаивает.
– Я коньяка не пью…
– Да что ты, дурашка, боишься! Это же как лекарство. Сосудорасширяющее. Ничего с тобой от столовой ложки коньяка не случится. Сейчас мы его в кофеек плеснем…
Но, может, обошлось и без коньяка.
Они с полчасика кляли и ругали на разные лады Наташу. Дошли до того, что вот не ценит она такую старательную и способную дочь, а все потому, что понимает – никуда эта дочь не денется, вечером прибежит прощения просить и ужинать.
– А давай, ребенок, мы ее маленько проучим?
Квартира пустая. Витютя клянется, что пальцем Люську не тронет. И действительно – не трогает. Она спит в постели его старшей дочери, уверенная, что мать обзванивает морги и больницы. Люська в предвкушении, как гордо появится утром и в ответ на все вопли огрызнется: «Где была, там меня нет!» Тем более, что она осознает свою полную невинность – хоть к врачу ведите! А потом перепуганная Наташа в лепешку расшибется – лишь бы Люсенька больше не исчезала. Люська так и скажет – на этот раз, мамочка, я ничего не натворила, но в следующий – натворю. Ясно?
Значит, спала Люська и не знала, что Витютя, так подгадав, что Наташа была на работе, позвонил – и услышали соседи кошмарную историю насчет похищения Люськи и выкупа. Цифра же была у него на слуху – это во-первых. Во-вторых – он этой цифрой снимал с себя все подозрения. Ведь он был чуть ли не единственный, кто знал – никаких тысяч у Наташи нет… Вернее, Наташа считала его единственным, и это было самое важное.
Записку он написал сам. Если он поймал Люську возле техникума – то у нее была с собой сумка с тетрадями. Поддлать корявый почерк – невелика проблема.
Куда он девал Люську на следующий день – Артем сообразить никак не мог. Просто запер дома? Увез на чью-нибудь дачу? Напоил-таки коньяком? Или, что было бы уж вовсе отвратительно, уложил-таки в постель? Вариантов оказалась куча. Ладно, предположим, что и в постель. Шестнадцатилетняя девка по нашим временам – сама себе хозяйка.
Трех дней должно было хватить, чтобы довести Наташу до невменяемости. В милицию она не обратится – от страха за Люську. Опять же, знает, с какой скоростью действует милиция. Наташа будет носиться в поисках девчонок из техникума, которые последними видели Люську, постарается сколотить хоть несколько тысчонок и больше ничего не предпримет. Да – реветь еще будет круглосуточно.
Итак, Наташа созрела… Теперь главное – не допустить, чтобы мать с дочерью встретились. Способ жестокий, приказ шантажиста кажется бедной женщине бессмысленным, нелепые угрозы сработали, остается бросить к подножью сосны моток белого шнура. Потом соседи подтвердят – совсем обезуиела Наташа от исчезновения дочери… Стоп! Слишком много могут рассказать соседи. Пожалуй, Витюте следует позвонить им, предупредить, чтобы не болтали, припугнуть… или денег пообещать?…
Соседи, соседи… Витютины приятели… совместные чаепития… пожалуй, он уже знал, в какую сумму обойдется их молчание…