Еще несколько таких же заковыристых версий пришло Артему в голову – и он понял, что, пожалуй, действительно придется ехать в особняк. Другой вопрос – как он оттуда выберется…

– Вы хотели знать имя? – ровным голосом спросила Лена. – Допустим, я его назову. Потом я приеду к Николаю и не обнаружу на панно никакой дырки. Что тогда?

– Вы сами знаете, что она там есть. Вы просто очень не хотите говорить – вам кажется, будто вы предаете того человека…

И тут до Артема дошло.

Лена молчала не потому, что речь шла просто об одном из членов клана. Совесть мешала ей произнести имя!

А перед кем ее совесть была нечиста?

Она знала, что и так причинила зло ни в чем не повинному близкому человеку, а подставлять его под возможный удар – физически не могла!

– Лена…

– Что?

– Эдгар был в близких отношениях с Машей?

– Да. Машка сделала от него аборт.

– Это было до того, как она вышла замуж?

– Она уже была замужем. Она сглупила – нужно было сказать мне, у меня хороший врач, мы бы оплатили отдельную палату, Николай с Сережей ничего бы не узнали…

– Это плохо кончилось?

Лена кивнула.

Артем знал, что возникают порой необъяснимые союзы между юными девушками и седыми старцами. Он видел однажды такой союз и признал его право на существование – хотя мужчина был далеко не так импозантен, как Эдгар, впридачу горбат.

Сейчас он не смог удержаться – вошел в образ Эдгара-мерзавца точно так же, как несколько часов назад был в образе Эдгара – невинно убиенного гения. А что должен был сделать мерзавец, не добившись толка от подруги своего врага? Подождать, пока подрастет его старшая дочь! Обращаться с женщинами он, очевидно, умел неплохо…

– Он знал про аборт?

– Знал. Потому и бросил. Он своего добился.

– Это было давно?

– Год назад.

– После чего он взялся за младшую.

Лена молчала.

– Разубеждать ее было бесполезно. Ей казалось, что она отбила знаменитого художника у старшей сестры, – Артем говорил убежденно, он знал эти девичьи игры в бурные страсти, и чем же Полина отличалась от прочих своих ровесниц? Слабым сердцем разве что, сердцем, которое перенесло операцию, сердцем, которое следовало беречь…

– Если бы Лешка догадался, он бы набил Эдику морду – и все были бы довольны. Но эта сволочь все проделала потихоньку!

– Полина хотела встретить Новый год вместе с Эдгаром, так? Он напросился на застолье. Его бы пустили ночевать в гостевую комнату, а она…

– Перестаньте. Я бы сама проследила, чтобы они с Лешей уехали домой.

– Вам нужно было держаться друг за дружку – знаете, с кем?

– Да знаю! Но она…

– Она не могла, я понимаю. Она все знала про вас с Карамышевым. Вы в ней вызывали отвращение. Вдвоем вы могли бы справиться с ситуацией без всякой стрельбы. Но вы действовали – каждая поодиночке. Она знала, что только она может спасти младшую дочку… – Артем говорил все осторожнее и осторожнее. – И рассчитаться за старшую… Она была уверена, что муж потом что-нибудь придумает…

– От таких людей никогда не знаешь чего ожидать. Ведь такая всегда была домашняя курица! – воскликнула Лена.

Имени они оба не назвали – и так все было ясно.

И тут в памяти проснулся голос Лены, обозначилась ее красивая рука, плывущая вдоль карнавала, и единственное лицо в профиль, голова без тела, задний план для главных героев… Эдгар сыграл дурную шутку с этой женщиной – очевидно, у него никогда не было детей, иначе он бы знал, что многие матери не понимают и не прощают шуток…

– Ну вот и разобрались, – сказал Артем. – Боевая ничья. Вы сегодня же увидите дырку в ее портрете. А я никогда не узнаю, правду вы мне сказали про Эдгара или нарочно изобразили последней сволочью.

– Вы можете спросить – его многие знали…

– Другой заботы у меня нет! И я одиннадцатого числа улетаю в Москву. Думаю, что в ближайшие десять лет здесь не появлюсь.

– Так зачем же?..

Артем усмехнулся.

– У вас – свой клан, у нас – свой. Мы тоже иногда за своих вступаемся.

Он выкинул из конверта лишние банкноты, оставил свои законные две тысячи долларов. Потом сполз с табурета, прихватил оружие и, коротко поклонившись, пошел прочь.

Лена догнала его на площадке перед открывшейся дверью лифта, схватила за руку, развернула к себе…

– Раньше это дело было на моей совести, – сказал ей Артем. – Теперь оно на вашей. Все зависит от того, сколько правды вы мне сообщили. А совершилась ли справедливость, или она только впереди, – вы и без меня знаете.