– Невредим, - кратко заключила она.
– Толлер, я так за тебя боялась. Говорят, там было невероятно опасно... Но теперь я вижу, что ты жив, и снова могу дышать.

– Джесалла...
– Он взял ее за руки.
– Нам с тобой надо поговорить.

– Конечно, надо. Но ты, наверно, проголодался и пить хочешь. Входи, я накрою на стол.
– Она потянула его за собой, но он не тронулся с места.

– Мне кажется, будет лучше, если я останусь здесь.

– Почему?

– Может быть, услышав мой рассказ, ты не захочешь пускать меня в дом.

Джесалла задумчиво посмотрела на него и повела к каменной скамье. Усадила, опустилась рядом и придвинулась. От прикосновения ее бедра Толлер почувствовал возбуждение и одновременно - смущение.

– Итак, милорд, - произнесла она беспечным тоном, - в каких смертных грехах вам угодно покаяться?

– Я...
– Толлер опустил голову.
– Я был с другой женщиной.

– И что с того?
– На лице Джесаллы не дрогнул ни один мускул.

Толлер опешил.

– Ты, наверно, не поняла... Я имею в виду, что был с другой женщиной в постели.

Джесалла рассмеялась:

– Толлер, я знаю, что ты имеешь в виду. Я же не дура.

– Но...
– Толлеру никогда не удавалось предугадать реакцию жены; вспомнив об этом, он насторожился.
– Ты не сердишься?

– Ты ведь не собираешься привести эту женщину сюда и посадить на мое место?

– Тебе же прекрасно известно: на такое я не способен.

– Да, Толлер, знаю, у тебя доброе сердце. Кому и знать, как не мне, мы ведь столько лет вместе прожили.
– Джесалла улыбнулась и ласково опустила ладонь на его запястье.
– Так что у меня нет причины сердиться и упрекать тебя.

– Но ведь это неправильно!
– взорвался Толлер, совершенно сбитый с толку.
– Раньше ты такой не была. Откуда это равнодушие? Разве можно спокойно относиться к тому, что я сделал?

– Повторяю, ты мне ничего плохого не сделал.

– Неужели мир перевернулся?
– спросил Толлер.
– Значит, по-твоему, изменить постоянной жене - это вполне нормально. Нет ничего плохого в том, что мужчина предает любимую женщину...

Джесалла опять улыбнулась, на этот раз сочувственно.

– Бедняжка Толлер, ты так ничего и не понял. Неужели ты до сих пор не догадался, почему все эти годы томился, как орел в клетке? Почему хватался за любую возможность рискнуть головой? Признайся, для тебя это неразрешимая загадка.

– Джесалла, ты что, стараешься меня разозлить? Сделай одолжение, не говори со мной, как с ребенком.

– Но ведь в этом-то все и дело! Ты ребенок. И никогда не повзрослеешь.

– Да вы все точно сговорились! Пожалуй, будет лучше, если я тебя сейчас оставлю и приеду как-нибудь в другой день. Может, мне улыбнется фортуна и ты не будешь говорить загадками.
– Толлер привстал, но Джесалла усадила его обратно на скамью.

– Только что ты говорил об измене любимой женщине, - произнесла она тоном, мягче и добрее которого ему не доводилось слышать.
– Вот тут-то и кроется источник всех твоих бед.
– Джесалла умолкла, и впервые с той минуты, как она вышла встречать Толлера, ей отказала уверенность в себе. Или ему померещилось.

– Продолжай.

– Милый мой Толлер, вся беда в том, что ты меня больше не любишь.

– Ложь.

– Нет, Толлер, это правда. Я всегда знала: любовь живет тем дольше, чем слабее тлеют ее угольки. Яркое пламя хорошо только вначале. Если б ты тоже это понял, если б смирился, то был бы, наверно, счастлив со мной... Но ведь это не для тебя! Совершенно не для тебя! Взгляни, во что ты еще влюблен: в армию, в небесные корабли, в металлы. Ты неисправимый идеалист, ты вечно на пути к недосягаемой сияющей вершине. А когда она оказывается миражем, ты не успокаиваешься, пока не находишь замену.

Ее слова жалили Толлеру сердце, и где-то в глубине души зашевелился ненавистный червь разочарования.

– Джесалла, - произнес он как мог рассудительно, - не слишком ли много воли ты даешь воображению? Ну скажи, разве может человек влюбиться в металлы?

– Для тебя в этом нет ничего сложного. Тебе ведь мало открыть вещество и ставить на нем опыты - ты обязательно устроишь целый крестовый поход. Ты собираешься навсегда покончить с вырубкой бракки, положить начало новой славной эре, спасти человечество от верной гибели. Когда же наконец до тебя дойдет, что Чаккел и ему подобные палец о палец не ударят, покуда не увидят в небе корабль мирцев?

Толлер, на этот раз ты спасся - перед тобой выросла новая сияющая вершина. И что, долго ты ее покорял? Война закончилась, едва успев начаться, и вот опять серые пошлые будни... И до старости рукой подать... А самое страшное - никто не спешит бросить тебе очередной вызов. Впереди всего-навсего спокойная жизнь в этом поместье или еще где-нибудь, а потом самая что ни на есть заурядная кончина. Нравится такая перспектива, а, Толлер?
– Джесалла не сводила с него хмурого взгляда.
– Знаю, не нравится. А потому я бы предпочла, чтобы мы жили порознь. Остаток моих дней я хочу провести в мире и покое, и мне не слишком приятно глядеть, как ты ищешь дорожку на тот свет.