–  Видал?… - хитро подмигнул шкипер.
– Пойдем, Трофимыч, от греха…

–  Вовремя ты пожаловал, - сказал старик, когда они выбрались на палубу.
– Встретил я, когда телушку-то торговал, лесника нашего Климова Константина. Закинулся насчет сенца, а он и говорит: Луконина топь. Там, говорит, сроду никто не косил, потому что дорог нет и далеко. Осока, конечно, но добрая. Коси, говорит, на здоровье, но выдергивай разом, а то колхоз заметит, и пропала твоя косьба. Вот я насчет завтра и подумал. Там до берега - версты три, даже и того меньше. На катер бы сволокли, а уж здесь-то, на барже, я частями высушу да и приберу.

–  Косцов надо, - сказал Иван.
– Ты да я - много ли наработаем?… Ты вот что, Игнат Григорьич, ты Еленку за Пашей направь. За Пашей да за Михалычем: он сам помощь предлагал. А я на топлякоподъемник смотаюсь, Васю с Лидой попрошу. Да пусть Еленка косы у Никифоровых возьмет: у них есть…

Договорившись, Иван торопливо вернулся на катер. Сергей сидел в кубрике и прилежно трудился над радиотехникой.

–  Ты чего… тут?
– удивился Иван.

–  А где мне быть?

–  А Шура?

–  Ах, Шура!
– Сергей встал, с хрустом, с вывертом потянулся.
– Черт ее знает. Может, дома ревет, может, на чужом пиджаке сидит… - Он поглядел на Ивана, засмеялся: - Чудак ты, капитан, честное слово, чудак!, По-твоему, если девке чего на ум взбрело, так сразу надо поддакивать, да? Нет уж, сроду они мной не командовали и командовать не будут.

–  Дело ваше, - сказал Иван.
– Сейчас к Васе сходим, на топлякоподъемник.

По пути Иван рассказал о покупке и о том, что завтра надо косить на Лукониной топи.

–  Надо так надо, - сказал Сергей.
– Правда, косец из меня плохой.

–  Затемно пойдем.

–  Ну?

–  И назад - затемно. Весь день с комарами.

–  Ну?

–  Все-таки выходной завтра…

–  Что ты меня отговариваешь?… - усмехнулся Сергей.
– Ты прямо скажи: нужно - поеду, не нужно…

–  Нужно, - улыбнулся Иван.

–  Ну, и кончен разговор!…

Вышли, когда чуть просветлело. В предутренней тишине особенно громко стучал мотор. Иван стоял за штурвалом, Сергей курил, сидя на высоком комингсе рубки.

–  А ничего, что катер без спросу взяли?
– спросил он вдруг.

–  Ничего, - сказал Иван.

Шкипер, Михалыч и Вася курили на корме, прячась от ходового ветерка. "Волгарь" бежал на полных оборотах, носовые волны елкой расходились по сонной реке. Иван придвинул табурет, сел.

–  Странно, - сказал Сергей.
– Сидишь за штурвалом. Непривычно.

–  А-а. Знаешь, сколько я порогов обил, пока за штурвал пустили? Медкомиссия отказала вчистую: только на берегу.

–  Заново комиссовали?

–  Нет. Просто само собой, вроде все в порядке. Врачи молчат, начальство молчит, и я молчу. Молчком и работаю.

Из-за рубки вышел шкипер:

–  Держи на стрежень, Трофимыч. Протокой не пройдешь: мель.

Катер повернул за мыс, и сразу берега расступились, исчезнув где-то за туманной линией горизонта, и вокруг разлилась вода. Желтая, почти неподвижная, она затопила все низины, все ложки, и мертвые березы по пояс торчали в ней.

–  Гиблое место, - вздохнул шкипер.
– Даже птица стороной облетает.

–  Одна береза, - сказал Сергей.

–  Ель первым же ледоходом свалило, - пояснил шкипер.
– А береза все держится: корни глубокие.

–  Береза - русское дерево, - улыбнулся Вася.

–  Вот это ты верно сказал, Василий, верно, - подхватил Михалыч.
– Я в Германии воевал, город Штеттин. Ранило меня там, осколком ранило. В госпиталь там поместили, так уж я насмотрелся. Не та береза, нет, не та! Духу нету, совсем духу нету, поверишь ли? Весна была, цветень самая, а - не пахли. Ничем не пахли.

–  В Сибири тоже не пахнут, - сказал Сергей.
– Может, порода такая.

–  А почему она белая?
– спросил Вася.
– Смысл ведь какой-то должен быть, правда? У всех кора темная, а у нее - белая. Как тело. Зачем?

–  Для красоты, - убежденно сказал шкипер.
– Природа все для красоты делает, сама себя украшает. Смысл у нее в красоте.

–  Ну?
– усомнился Вася.
– Это ты, Григорьич, того…

–  Нет, брат, точно говорю. Возьми ты дерево любое, травинку, былиночку какую: красота! Ведь красота же, ведь человек сроду ничего лучше не придумал и не придумает.

–  Чепуха, - сказал Сергей.
– Целесообразность - вот что в природе главное. Целесообразность! Для пользы жизни.

–  Целесообразность?
– переспросил шкипер.
– Ну, а зачем лисе хвост? Для какой такой целесообразности?

–  Может, следы заметать?
– засмеялся Михалыч.

–  А рога сохатому?
– не слушая, продолжал шкипер.
– Ведь как мучается с ними, как бедует! А птичкам тогда как же с целесообразностью-то твоей?… По целесообразности им всем серенькими быть полагается, а они - радостные!…