Катька поняла, что ее тоже заманили. На тайну. Гусыня. Еще ни одному мальчишке на свете она не позволяла так быстро с собой знакомиться. А Даник широко улыбнулся и бросил:

– Вечером доскажу.

(...)

... Представление длилось своим чередом. Происходило оно на открытой эстраде, и спецэффектов было всего два карманных фонарика и лазер, отнятый у кого-то из малышей, дразнивших красным лучиком девчонок и кошек. Зато реакции зрителей мог позавидовать и Большой театр.

Оказалось, что самое страшное - не танцевать канкан: когда тебя обнимает за талию Вадимчик, ноги сами отрываются от земли. Труднее всего было удержать рвущийся наружу дикий смех, зародившийся уже тогда, когда на сцену выпорхнула, маша марлевыми крылышками, Муха-Жанночка. При каждом ее порхании прогибались и вздрагивали доски, на телесах трепетала какая-то полупрозрачная черная тряпка, а над головой мотались на проволочках две кухонные мочалки. Зал, в отличие от Киры, имел право реагировать, и хохот и хлопки едва не снесли амфитеатр. Второй взрыв последовал, когда в кордебалет вломился экспедитор Володя в черных очках, зеленой пачке из папиросной бумаги, с огромными надписями "кузнечик" на спине и груди. Массовка истерически хихикала и подвывала залу, когда он на корточках обскакивал сцену с убийственно мрачным выражением лица. После этого под рукой Любочки зловеще взвыли динамики, и на сцену пополз Ванечка в черном трико, с чулком, надетым на голову. Любочка гнусавым голосом комментировала происходящее. Жанночка заметалась, самовар-Вадим спрятался за Киру, а кузнечик наконец упал со сцены. И, очень смешно хромая, побежал в медпункт. Все почему-то решили, что так и нужно, и проводили его аплодисментами.

Мафия свирепствовала. Воспитателям восьмого отряда с трудом удалось удержать детей от спасательной акции. На физрука Геннадия Андреевича сперва никто не обратил внимания. Только Любочка бросила на него зверский взгляд и рявкнула:

– Комарик, по-шел!!

И Гена пошел.

Зрители повскакали. Они орали, били в ладони и прыгали на скамейках. Скромный стеснительный Генаша стал героем дня. Он под музыку метался по сцене, старательно огибая связанную, якобы горько рыдающую Жанночку, задирал ноги выше головы и уклонялся от струй Ванечкиного водяного пистолета. Вода окатывала радостно визжащих зрителей. Генаша перекувыркнулся через голову, три шага прошел на руках и рухнул. Мафия лежала под ним, дрыгая конечностями издыхала в конвульсиях. Музыка стала бравурной. "Букашки и козявки" вылезали из-под скамьи. Развязали Жанночку, и она пала на руки победителю. Физрук прогнулся, но устоял. Зрители засвистели и забились в овациях. Занавес.

Тут-то и влюбилась в Генашу Ирочка.

Страшно подумать, что может успеть натворить влюбленная женщина за какие-то полчаса между ужином и дискотекой, даже если этой женщине пять с половиной лет.

(...)

– А в какое подземелье они проваливаются?
– деловито спросила Катька.

– В таинственное.

– Не верю. Вот у Гоголя входит черт - верю.

Девчонки обиженно заверещали, а Максим подмигнул. Замирание сердца было на корню загублено. Кто-то предложил одолжить у Киры гитару.

– В старой часовенке - старенький гробик, - очень душевно пропела Катька. На гитаре она научилась играть недавно, и лучше выходило, когда никто не видел, зато у нее было роскошное сопрано. И это, как утверждал братец, уже много. Особенно теперь, когда у большинства "певцов" - ни слуха, ни голоса. В гробу том - покойничек - серенький лобик.

Крестик сжимает с облупленной краской.

Щурит на свечку тоскливые глазки.

Не обрывая пения, Катька показала, как он это делает, и кто-то тихонько хихикнул.

Песенка оказалась в тему. Катьку слушали. Никто не кривился. Даже пальцы в аккордах путались не слишком. В общем, если писателя из нее не выйдет, без куска хлеба она не останется.

– Рядом с покойником бродит вампирчик,

пада-пада-пададуда,

пьет из бутылочки свежий кефирчик,

пада-пада-пададуда (Тут народ стал улыбаться вовсю),

свежий кефир из бутылочки пьет

и тихую песню поет:

а-а!!

Народ шарахнуло. Даник, который сидел всех ближе, упал с крыльца. Честное слово, Катька плохого ему не желала. Даже совсем наоборот. Просто эта песня поется именно так.

(...)

О появлении призрака первым сообщил малыш из восьмого отряда. "Сообщил", сказано мягко. Это был дурной вопль, перекричавший дискотеку. По рассказам насмерть перепуганной воспитательницы, дитя еще пятнадцать минут билось в истерике, а внятного было - что "там - облако" и "оно смотрит". Добровольцы помчались в это "там": никакое облако никуда не смотрело. Но место за заброшенным корпусом стало вызывать нездоровый интерес.

– Мы должны это расследовать, - сказала Катька. Она как раз заняла очередь к умывальнику. Народ плескался и орал возле него сегодня чуть тише обычного, и уже это одно наводило на кое-какие подозрения.

– Тебе что, хочется поиграть в детектива?
– спросил Даник, задумчиво пережимая кран. Струя воды пальнула в стороны, народ отскочил и заругался.

– Хочется, - Катька легкомысленно тряхнула хвостом.
– Хочется загадок и приключений. Имею право. Я же не виновата, что родилась в провинции!

– Агата Хичкок!

– Предпочитаю Энид Блайтон. У нее мальчишки воспитанные.

(...)

– Там, - сказал Максим.

Там, где невидная в темноте, убегала под сосны тропинка, примерно на уровне глаз сгустился вязкий белый туман. Он висел, слабо покачиваясь, хотя стояло безветрие, и смотрел. Нет, глаз у тумана не было. Просто возникало ощущение, что нечто вполне материальное подползает по, то есть, над дорожкой и очень интересуется наблюдателями. Катька переглотнула. Она бы заорала очень громко и тоже ринулась наутек, как давешний первоклассник, если бы не куснувший за ухом комар. Катька звонко хлопнула себя по затылку и поняла, что давящий взгляд исчез. И еще поняла, что ладонь Даника до боли сжимает ее запястье. Она выкрутилась, подула на руку и осторожно посмотрела на сосны. Там ничего не было.

(...)

– Нам надо нарисовать тысячу дырбублов.

– Что-о?!..

– Дыр-буб-лов, - внятно повторила Ленка.
– Дырок от бублика.

Кира потрясла взлохмаченной головой.

– А зачем?

– А, - сообразила Ленка, - ты же не знаешь. Это валюта такая.

На лагерь надвигалась задуманная Любочкой экономическая игра. Целью ее было заработать как можно больше, и не рэкетом, а честным трудом. Для этого каждый отряд придумывал и открывал какое-либо предприятие. Парикмахерскую, комнату страха... а в первом отряде даже должна была работать баня. Кира с Ленкой и отрядный актив устроили мозговой штурм. Нужно было выделиться, нужно было придумать нечто такое, на что охотно ринутся и малыши, и убеленные сединами... ой... старшеклассники. Кира взглянула в сторону глухих терминаторских апартаментов.