– Хоть такой. Погода долго мутная была - и такой снег к добру.

– Мокрый снег...
– задумчиво повторил Шаховской.
– Мутное небо... Решающий миг наступает, Андрей Андреич. Что воеводе посоветовать хочешь?

– Ничего не хочу советовать. Послушать хочу, что скажет, - ответил Телятевский и прошел в избу.

В горнице было тихо, уютно. Светло.

Болотников стоял спиной к двери, сложив руки на груди.

– Вода пошла, князь, - сразу сказал он.

– Что теперь?

– Теперь хуже, чем было. Треть города скоро будет под водой. Вылазка! Что ж еще?.. Тесновато стало в городе, пора!

– Бесполезно ведь.

– Ну... а вдруг?
– без особой уверенности сказал Болотников.

– На бога уповаешь?

Болотников криво усмехнулся:

– Для меня на бога уповать - последнее дело. Сейчас только на себя и на свою силу уповать можно. А у бога потом хорошо грехи замаливать.

Болотников умолк, затем, круто развернувшись, с силой заговорил:

– Мне Шаховской только что говорил: запереться, мол, в кремле и, кроме ратных, никого туда не допускать. Год просидеть можно. А, князь?

– Думай, - спокойно ответил Телятевский.

– Думай, думай... А что думать?.. К Шаховскому гонец пробрался: Димитрий, мол, где-то под Минском объявился. И Петр Федорыч, дитя наше царское, говорит, еще атаманы с юга идут. Идет к нам народ. Так что же думать?

Телятевский неторопливо отодвинул скамью и сел.

– А ты веришь в Димитрия, воевода?
– задал он вопрос.

Тот вопрос, что давно уже пытал Болотникова, да все не хотелось вслух об этом говорить, даже думать впрямую об этом не хотелось. А князь вот взял да и сказал. Как по голове ударил!

– Ты веришь в русского царя Димитрия?
– продолжал Телятевский. Может, это не он, может, шляхта на Русь идет? Ее здесь давно не видали, так ведь, Иван Исаич? Как же мы все на Руси без шляхты?

Болотников слушал.

– А атаманы, может, пограбить просто хотят? Ну, в чистом поле грабить стало некого, так сюда податься, под твое крылышко. Того же мужика потрясти, такого самого, каким ты от нас, Телятевских, на волю подался...

– Замолчи!

– Хорошо. Если ты уверен, что это не так, то что же... Тогда можно и замолчать. Если ты уверен.

– Умен, князь, вижу - зело умен. Да только что делать - не знаешь.

– Потому и спрашивал тебя давеча на стене: знаешь ли ты, что делать? Знаешь ли, чего хочешь, чего тебе надобно?

– Воли!!!
– почти истерически вскрикнул Болотников.
– Воли и жизни светлой! Не понятно?! Опять не понятно?!

Телятевский обхватил голову руками.

– Понятно, воевода, понятно, - горько сказал он.
– Понятно, что куча народу должна жизнь потерять, чтобы ты, Иван Исаич, хоть издалека волю свою увидел. Далеко до нее, Иван Исаич, очень еще далеко. И чем дальше идти - тем больше людей на тот свет переправить придется. И своих... И чужих... Просто людей. Не жаль?

Болотников глядел почти с ненавистью.

– Лучше пусть Шуйский как хочет изголяется. Так?!

– Да нет... Нет, воевода, не так. Не лучше.

– Ну?! Так что же ты, князь, от меня хочешь? Что ты мне в душу плюешь?

– Иван Исаич! Ответь сам себе, даже не мне - себе; но ответь честно, до самого конца честно; чувствуешь ли ты за собой полное право кого угодно смерти предавать? Коли чувствуешь - тогда есть у тебя такое право.

Болотников тяжело вздохнул.

– Что же мне, по-твоему, свою шею подставлять?

– Лучше подставлять чужие, - твердо сказал Телятевский.
– В конце концов, войска в Туле тридцать тысяч, а самих тулян - всего тысяч десять-двенадцать, в три раза меньше. Если город возьмут, его отдадут на разграбление, как водится, на три дня, пощады не будет. В конце концов, так было всегда, испокон веку, от рождества Христова. И еще раньше. В конце концов...

– Хватит!
– оборвал Телятевского Болотников.
– Я знаю все, что ты скажешь...

– Да, ты все это знаешь. И ты сам так думаешь, воевода. И я знаю, что ты так думаешь...

Болотников стиснул зубы, лицо его посуровело.

– Да ты, князь, никак меня к Шуйскому переманить удумал. Мол, пожалуй, царь, подари жизнь, а я уж на брюхе перед тобой ползать согласный. И перед господином своим, - здесь голос Болотникова загремел, как колокол, - князем! Телятевским! Андрей Андреевичем!!! Поберегись, князь!

Телятевскому пришлось отскочить в сторону: Болотников, словно не замечая, пошел прямо на него и, хлопнув дверью, выскочил из горницы.

В этот же день спустя два часа была вылазка.