Шрифт:
"Значит, пошли? Ты готов к этому путешествию?"
"Ну конечно. Таковы условия".
Тут Иблис вскочил на ноги и расхохотался - громко, открыто очень по-негритянски. Потом указательным пальцем правой руки он ткнул Эйнштейна в живот; тот едва устоял на ногах.
"Ладно, ладно, старый мошенник... возвращайся домой, давай бегом, если не хочешь застудить легкие... Мне ты пока больше не нужен".
"Ты отпускаешь меня?.. Тогда к чему была вся эта затея?"
"А чтобы ты закончил свою работу. Только и всего. И мне удалось этого добиться... Если бы я тебя не напугал, кто знает, сколько времени ты бы еще тянул".
"Мою работу? А тебе она зачем?"
Негр засмеялся: "Мне-то она ни к чему... А вот начальству, там, внизу, дьяволам, которые покрупнее... Они говорят, что уже твои первые открытия сослужили им очень большую службу...
Пусть ты и не виноват, но это так. Нравится тебе или нет, дорогой профессор, а Ад этим хорошо попользовался... Сейчас они выделяют средства на новые..."
"Чепуха!
– воскликнул Эйнштейн возмущенно.
– Есть ли в мире вещь более безобидная? Это же просто формулы, чистая абстракция, вполне объективная..."
"Браво!
– закричал Иблис, снова ткнув ученого пальцем в живот.
– Ай да молодец! Выходит, меня посылали сюда зря? По-твоему, они ошиблись?... Нет, нет, ты хорошо поработал. Мои там, внизу, будут довольны!.. Эх, если бы ты только знал!" - "Если бы я знал - что?"
Но тот уже исчез. Не стало бензоколонки, не стало и скамейки. Были лишь ночь, ветер и огоньки автомобилей далеко внизу. В Принстоне. Штат Нью-Джерси.
Бомба
Меня разбудил телефонный звонок. То ли из-за внезапного пробуждения, то ли из-за свинцовотяжелой тишины, царившей вокруг, звонок этот показался мне более продолжительным, чем обычно, недобрым, сулящим какую-то беду.
Я зажег свет и в одной пижаме поспешил к телефону; было холодно. Мне показалось, что вся мебель стоит в глубоком ночном оцепенении (какое странное, полное предчувствий состояние! ), словно, проснувшись, я застал ее врасплох.
В общем, мне сразу стало ясно, что это одна из тех редких знаменательных ночей, в беспросветной темноте которых судьба без ведома человечества делает еще один свой шаг.
"Алло, алло!
– Голос на другом конце провода был знакомым, но я, еще не вполне стряхнувший с себя сон, не мог узнать, кто говорит.
– Это ты?.. Послушай... Я хотел узнать..."
Ну конечно, звонил кто-то из друзей, но я никак не мог угадать, кто именно (что за мерзкая привычка не называть себя сразу же! ) .
Я перебил говорившего, не придав никакого значения его словам: "Ты не мог бы позвонить мне завтра? Знаешь, который час?"
"57 часов 15 минут", - ответил он и замолчал, словно и так уже сказал лишнее. По правде говоря, никогда еще я не бодрствовал в столь позднее время и сейчас испытывал что-то вроде эйфории.
"Да что такое? Что случилось?"
"Ничего, ничего!
– ответил он как-то смущенно.
– Ходят слухи, что... впрочем, ладно, неважно, неважно... Прости, пожалуйста..." И повесил трубку.
Почему он позвонил в такое время? И вообще, кто он. Приятель, знакомый, это ясно, но кто именно? Никак не удавалось припомнить.
Я хотел уже снова забраться в постель, как телефон зазвонил опять. На этот раз звонок был еще более резким и настойчивым. Звонил кто-то другой, я это сразу почувствовал.
"Алло!"
"Это ты?.. Ну, слава богу!" Говорила женщина, и я узнал ее сразу: Луиза, милая девушка, секретарша одного адвоката. Мы с ней не виделись уже несколько лет. Чувствовалось, что услышав мой голос, она испытала огромное облегчение. Но почему? И главное, с чего это она после столь большого перерыва вдруг позвонила среди ночи, да еще в таком нерв ном возбуждении?
"Что случилось?
– спросил я, выходя из терпения.
– Могу я узнать, что случилось?"
"Ох!
– ответила Луиза, еще раз облегченно вздохнув.
– Слава тебе господи!.. Понимаешь, мне приснился сон. Ужасный сон... Я проснулась с таким сердцебиением... И просто не могла не..."
"Да что такое? Это уже второй звонок за ночь. Что происходит, черт побери?"
"Прости меня, пожалуйста... Ты знаешь, какая я впечатлительная... Иди спать, иди, я не хочу, чтобы ты из-за меня еще простудился... Привет". Связь прервалась.
Я так и стоял с трубкой в руках, в тишине. Мебель, хоть ее освещала самая обыкновенная электрическая лампа, вы глядела как-то странно. Словно человек, который собирался что-то сказать, вдруг спохватывается; мысль его остается невысказанной, и мы так ничего и не узнаем. Все дело, на верное, в самой ночи: в сущности, мы знаем лишь очень малую ее часть, а остальное огромно и таинственно, и в тех редчайших случаях, когда мы туда попадаем, нас все пугает.