– Разве у тебя есть от него сын по имени Мерван, который воюет с франками? – удивился юный купец, ибо в его возрасте мужчина еще не умеет определять годы красивой женщины.

– Клянусь Аллахом, нет, – отстраняя слабую руку старца, сказала Шакунта и, запустив руку под джуббу, достала висевший на шее мешочек с жемчугом. – Женщина, что похитила моего мальчика, зовется Хайят-ан-Нуфус, и она стала причиной бедствий для своего мужа – а это ее муж, о друзья Аллаха! К счастью, я знаю, куда его нужно отвести, чтобы о нем заботились до самой его кончины. Смотрите за ним хорошенько, ради Аллаха, и вот вам в возмещение расходов две жемчужины. Они – большие и парные, так что из них получатся хорошие серьги для невесты Аджиба, ведь вы скоро посватаете ему благородную девушку.

Мальчик, уже достигший положенных для этого дела четырнадцати лет, покраснел от радости и волнения, а старшие купцы заулыбались.

– И когда ее откроют перед тобой, о дитя, на ней будут эти серьги, – добавила, чтобы еще больше порадовать его, Шакунта.

Два ее сына уже наверняка взяли себе жен, и она, занятая то поединками, то поисками мага, то уж вовсе ненужным делом – охраной Салах-эд-Дина, не приготовила свадебных подарков, и не встречала невест у входа в дом, распоряжаясь певицами и лютнистками, и не убирала свадебного ложа…

Однако она прогнала эти мысли – как и всякие мысли, мешавшие ей исправлять свое ремесло, и отбросила их, как отбрасывают носком ноги придорожный камушек.

– Когда ваш караван будет в Хире, – продолжала она, – найдите на рынке оружейников индийского купца по имени Кабур, а по прозвищу аль-Сувайд. Он уже давно торгует там, так что все укажут его лавку. Отдайте ему этого старца и скажите так – Шакунта возвращает часть долга, и он получит эту часть от аль-Асвада, когда отведет старца во дворец.

– Шакунта возвращает часть долга, но для этого нужно отвести старца во дворец к аль-Асваду, – повторил, запоминая, купец. – А какую часть, о госпожа?

Шакунта усмехнулась – воистину, трудно было определить в динарах цену престарелого царя Хиры. На рынке невольников за него не дали бы и пяти дирхемов…

– Скажи – я прошу засчитать старца в счет половины долга, а решение принадлежит ему, – не уточняя цифр, добавила она. Вряд ли аль-Асвад подарил бы тому, кто вернет отца, меньше тысячи динаров, меньше было бы просто неприлично, к тому же, аль-Сувайд может пожелать от Ади не денег, а указа о беспошлинной торговле или чего-то подобного. В том, что индийский купец не останется внакладе, она не сомневалась.

Старец в попытках оторваться от земли забыл о своих обвинениях и, очевидно, вообразил, что его уже привезли в Пестрый замок.

– Мы не хотим, мы не желаем, мы прикажем вас казнить! – забормотал он. – Скажите нам, о дети арабов, ради Аллаха, за какие качества люди могли назвать этот гнусный замок Пестрым? Клянусь Аллахом, нас погрузили в глубокую темницу! И лишили наших сотрапезников и любимиц… О Умм-Мерван, верни нам нашего сына! И избавь нас от пребывания в этом скверном месте!

– Нам пора в дорогу, о госпожа, – сказал старший из купцов, и в тот же миг ему подвели верблюда, и заставили животное лечь, и подали ему поводья. – Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

– Да облегчит Аллах вашу заботу, как вы облегчили мою, о дети арабов! – отвечала Шакунта.

Один караван неторопливо уходил от источника, увозя в Хиру ее престарелого и безумного царя. Другой приближался.

Шакунта села на коня и неторопливо подъехала к своим знакомцам – индийским купцам.

– Не доводилось ли вам слышать о Пестром замке? – спросила она.

– Безумен был тот, что дал замку такое странное и смешное название, – отвечали купцы.

– Она проснулась! – услышала Джейран. – Клянусь собаками, звезда проснулась! Слава псам!

И прямо над ухом раздалось звонкое чмоканье. Одновременно теплое дыхание обдало ей лицо и приподняло несколько лежащих на лбу коротких волосков. Но оно было не человеческим!

Тогда Джейран открыла глаза и стремительно приподнялась на локте. При этом она чуть не боднула склонившуюся над ней конскую морду.

Еще не совсем понимая, почему над ней эта бархатистая морда с длинными волосками у губ, наподобие усов, и где она сейчас находится, Джейран обвела глазами окрестности.

Оказалось, что над ней склонились, кроме вороного коня, Хашим, Бакур, Вави и Хаусадж, причем именно Хаусадж только что с таким восторгом поцеловал себе левую ладонь.

– Да, я проснулась… – известила всех Джейран, еще на грани сна и яви. – Что в этом странного? Нужно ли из-за этого так галдеть?

– О звезда, а то, что ты проспала четыре дня и четыре ночи, – разве это не странно? – осторожно осведомился Хашим. – Я допускаю, что для звезд это в порядке вещей, но было бы лучше, если бы ты предупредила нас, что собираешься заснуть надолго. Мы бы везли тебя без тревог и сомнений в указанном тобой направлении, клянусь собаками! И нам не пришлось бы сражаться с этим четвероногим чудовищем, которое вообразило себя евнухом, защищающим харим своего повелителя! Мир не видывал более упрямого и изобретательного коня!