В тот вечер я, не без похвальбы, рассказал Асде о ссоре с Реутом:

– Проучил его! Будет знать, с кем имеет дело!

– Глупо!
– к моему изумлению воскликнула Асда.
– Зачем ты связался с этим мерзавцем? Считаешь его побежденным? Уверяю тебя, ты ошибаешься. Он лишь временно отступил и теперь ждет случая, чтобы расправиться с тобой.

– Не посмеет, - рассмеялся я.

Однако Асда оставалась непривычно мрачной, - такой я ее прежде не видел. Даже глаза изменили цвет: были сиреневыми, а стали темносерыми, со свинцовым отливом.

– Не думал, что ты такая трусиха, - нарочито беззаботным тоном произнес я.
– Мы вроде бы поменялись местами: вспомни, как я упрекал тебя в неосторожности. Пойми, Реута нужно было хорошенько проучить, чтобы не зазнавался, и я это сделал.

– Наивный мальчишка!

Я рассвирепел.

– Вы оба, Урм и ты, точно сговорились. Обвиняете меня в наивности! И само слово "наивность" произносите как "недомыслие" или даже "идиотизм". Если я такой идиот, то бегите от меня, куда глаза глядят!

– Не устраивай истерики, Фан, - сказала Асда дрожащим голосом.
– Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Люблю таким, каков ты есть. Может быть, именно за эту твою наивность или за что-то другое, скрывающееся под ее видом. Но я не могу оставаться в стороне, когда чувствую, что тебе грозит беда. А Урм... Он умный и опытный, ты же сам говорил. Расскажи ему обо всем. Тем более, что ты и его невольно подставил под удар!

– То-то Урм посмеется, узнав об этой ссоре!

– Не думаю. Иди к нему, не теряя времени!

Урм даже не улыбнулся, несмотря на то, что я очень смешно разыграл в лицах сцену стычки с Реутом.

– Похоже, - сказал он озабоченно.
– Из тебя получился бы неплохой комедиант. Жаль, что у нас нет театра.

– Ты сердишься? Я поступил глупо?

– А сам как думаешь?

– Не знаю...

– Связываться с Реутом не стоило, но что уж теперь... Хорошо хоть, что не скрыл от меня!

– Это Асда посоветовала, - признался я смущенно.

– На редкость умная девушка, - похвалил Урм так, словно был знаком с ней не только по моим рассказам.

– Ей стало страшно за меня.

– А тебе самому не страшно?

– Я ничего не боюсь.

– И зря, - заметил Урм.
– Ничего не бояться - то же самое, что ничего не любить. Бойся, но умей обуздать страх.

– Ну, а ты испытывал страх?

– Я человек, а не робот.

– А любовь?

К моему удивлению, Урм смутился.

– Не до того было.

– "Ничего не бояться..." - передразнил я.

– "То же самое, что ничего не любить"? Ошибаешься. Любить можно не только женщину. Моя любовь отдана Геме. "Логову вра-га", - как ты сказал однажды.

Я густо покраснел.

– Ничего удивительного, - успокоил меня Урм.
– В тебе с детства поддерживали ненависть к прародине. А что думаешь о ней сейчас?

– Прошлое Гемы вызывает во мне отвращение. Но как там теперь? Засилье тьмы, в котором царят "призраки", а люди всего лишь безвольные рабы? Или это очередной обман?

– А ты как думаешь?

– Нас могли изолировать от Гемы, чтобы мы не узнали прав-ды. Видимо, сравнение не в нашу пользу. Скажи, это так?

– Сомневаешься?

– Меня учили: не задавай лишних вопросов, а я их все-таки задаю. Но редко добиваюсь ответа. Помнишь, ты обещал принципиальный разговор. Не пора ли исполнить обещание?

– Пора, - согласился Урм.
– Ты и сам догадался, что я ненавижу Лоора.

– Но у тебя репутация человека, к голосу которого он прислушивается. Почему же ты не пристыдишь его, не пробудишь в нем чувство справедливости?
– недоумевал я.

– Бесполезно. Этого человека не пристыдить. Да и разве в нем одном корень зла? Цель моей жизни - сокрушить лооризм, лживое, безнравственное учение, спекулирующее на чувствах людей.

– Как ты можешь!
– возмутился я.
– О Лооре говори, что угодно, но лооризм... Это же для меня самое святое...

– Потому я и оттягивал разговор с тобой, - сказал Урм устало.
– Ты все еще не хочешь понять, что из грязных рук не может выйти ничего чистого!

– По крайней мере, я не лгу и не притворяюсь!

– Ты лжешь пассивно, сам того не замечая... А я... Да, мне приходится скрывать ненависть и на каждом шагу притворяться, пожимать руки врагам, смотреть им в глаза. Если бы ты знал, как тошно копаться в грязи...