Гулял Петька раз по базару и разные мысли думал. И было Петьке обидно игрустно: есть хотелось и не было денег даже колбасных обрезков купить. И негде было достать. А есть хотелось ужасно.
Алексей Иванович Пантелеев
(Л.Пантелеев)
Часы
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
С Петькой Валетом случай вышел.
Гулял Петька раз по базару и разные мысли думал. И было Петьке обидно и грустно: есть хотелось и не было денег даже колбасных обрезков купить.
И негде было достать.
А есть хотелось ужасно.
Попробовал Петька гирю украсть. Но гирю украсть ему не позволили. Гирей стукнули Петьку слегка по затылку.
Пошел Петька дальше.
Попробовал кадку украсть. И с кадкой попался. Кадку оставил и дальше пошел.
И вдруг видит бабу. Толстая баба стоит на углу и торгует пампушками. И пампушки в ее решете - румяные, пышные, дым от пампушек идет.
Задрожал Петька и подошел ближе. И ничего особенного не сделал, только взял пампушку, понюхал и положил в карман. И даже обидного ничего не сказал той бабе, а повернулся и тихо, спокойно пошел прочь.
А баба за ним. Баба шуметь стала и хвататься за Петькины плечи. Баба кричать стала:
– Вор! Отдай пампушку!
– Какую пампушку?
– спросил Петька и дальше пошел.
Но тут уж толпа поднаперла. Кто-то Петьку за глотку схватил, кто-то коленкой сзади ударил, повалили, намяли бока. И огромной толпой потащили Петюшку в милицию. В базарный пикет.
Притащили - к начальнику:
– Так, мол, и так. Познакомьтесь: вор малолетний. Пампушку украл.
Начальнику некогда было. Начальник знакомиться с Петькой не стал, велел посадить Петьку в камеру.
Сунули Петьку в камеру: сиди!
Сидит Петька в камере на грязной, замызганной лавке, сидит не шелохнется и в окно глядит. А на окне решетка. А за решеткой небо. Ясное такое небо, чистое, голубое, словно воротник у матроса.
Смотрит Петька на небо, и горькие мысли лезут ему в башку. Невеселые мысли.
"Ой, - думает Петька.
– Жисть ты моя жистянка. Опять я, бродяга, засыпался. Нехорошо засыпался. С пампушкой".
Невеселые мысли. Разве весело, когда человек с позапрошлого дня хлеба не нюхал? А за решеткой охмуряться приятно? Небом любоваться интересно? Было бы за дело, а то - тьфу!
– пампушка какая-то.
Ну, ясно, расстроился Петька. Глаза зажмурил, решил судьбы дожидаться. Только решил он судьбы дожидаться - слышит стук. Громкие такие удары. И не в дверь, а в стенку, в деревянную переборку.
Встал Петька. Глаза разожмурил, прислушался.
Определенно кто-то кулаком переборку ломает.
Подошел Петька к стене, заглянул в щель. Видит Петька - стены каменные, лавка, окно с решеткой. Окурки на полу. А человечьих следов не видно. Пусто. Никак невозможно понять, откуда идет этот стук.
"Что, - думает Петька, - за дьявол стучит? Гвозди заколачивают, что ли? Или давят клопов?.."
Подумал это и слышит голос. Бас. Мутным этаким басом кричит из угла человек:
– Пом-могите! Мам-мочки!
Кинулся Петька в угол, к печке. У печки щель. Видит Петька - тыркается в щель нос. Под носом шевелится ус. И черный косоватый глаз печально смотрит на Петьку.
– Мам-мочки!
– мычит бас.
– Голуби драгоценные. Отпустите меня за ради бога.
А глаз, как таракан, бегает в щелке.
"Что, - думает Петька, - за чудик такой? То ли псих, то ли пьяный? Ну факт, что пьяный - вон ведь как разит... Фу!.."
А разит действительно здорово. Течет по камере дух, не поймешь, самогонный ли, водочный ли, но здорово крепкий.
– Мам-мочки!
– гудит пьяный.
– Мамочки!
А Петька стоит, смотрит, и совсем неохота ему с пьяным в разговоры вступать. Другой раз непременно бы связался, а тут - скучно. Сказал только:
– Чего орешь?
– Отпусти, голубь, - говорит пьяный.
– Отпусти, ненаглядный!
Вдруг как взвизгнет:
– Ваше благородие! Господин товарищ! Отпустите вы меня! Меня детки ждут!
Смешно Петьке.
– Дурак, - говорит.
– Как я тебя могу отпустить, когда я такой же арестант, как и не ты? Где в тебе разум?
И вдруг видит Петька: просовывает пьяный сквозь щель ладонь, а на бородавчатой его ладошке лежат часы. Золотые часы. Чистокровные. С цепкой. С разными штучками и подвесными брелоками.
Выворачивает пьяный свой косоватый глаз и говорит шепотом: