– В мелочности идей вас не упрекнешь, – прокомментировал речь Шпитцлера Сниффи.

– Мы серьезно работаем над своим проектом, – сказал Шпитцлер. – К несчастью, ощутимых результатов пока не достигнуто.

– Удивляться нечему! – восторжествовал Сниффи. – Ведь для осуществления вашей затеи нужны не умники профессора из университетов, а настоящий гений!

– Вот потому-то мы столь усердно разыскиваем Сидни Хаверкемпа, – пояснил Шпитцлер. – Он подлинный гений. Но к тому же он еще и аморальный тип. Именно из-за него на Земле погибло три миллиарда человек. Отыщите для нас Хаверкемпа, мы вгоним в него пулю гуманизма, перевезем в Цюрих и засадим за работу в фармацевтической лаборатории. Он наверняка справится с поставленной задачей, и тогда мы изменим мир к лучшему.

– Пулям гуманизма я предпочитаю пули старого образца, – заявил Рокфеллер. – Они гораздо дешевле, да и действуют эффективнее.

– Не представляю, каким образом Хаверкемп использует здесь свои гениальные способности, – сказал Шпитцлер, не обращая внимания на Рокфеллера. – Он расходует свой интеллект попусту. Доставьте его нам, и он сможет работать во благо человечества и, быть может, даже загладит свою вину перед людьми.

Говорил Шпитцлер напыщенно, но в голосе его звучал холод. Именно такие напыщенные, произнесенные холодными безучастными голосами речи преподавателей в старших классах школы, а затем в университете в былые времена приводили Сниффи в ярость. И сейчас в его душе разразилась буря.

– Загладит свою вину перед людьми?! – воскликнул он. – Как бы не так! Да лет через двести вы будете благодарить Сидни Хаверкемпа, стоя на коленях!

Шпитцлер, спокойно оглядев его, произнес:

– Хаверкемп совершил величайшее преступление в истории человечества.

– История закончилась. Теперь мы переживем историю!

– А почему собственно, вы, мой юный друг, защищаете доктора Хаверкемпа? Ведь именно по его вине ваша страна повержена в руины. То же самое произошло и у нас в Европе, но мы потихоньку выходим из кризиса, а ваша бедная Америка представляет собой кучу сброда, дерущегося за чудо-препарат.

– Следи за своей речью, приятель! – рявкнул Рокфеллер. – Не такие уж вы великие!

– Не хочу дискутировать с вами на эту тему. Я видел здесь достаточно ужасов. Боюсь, что вы погибнете, но протянутую нами руку помощи так и не примете.

Рокфеллер сел за письменный стол и в ярости сжал кулаки.

– Так вот что вы задумали на самом деле. Хотите нашей всеобщей гибели, чтобы весь континент достался вам? Не выйдет! Помните, что один американский боец положит целый взвод ваших бесхребетных европейцев-моралистов! Напрасно только мы, американцы, в свое время освободили Европу от немцев-нацистов.

– Немцы давно уже не нацисты.

– С тобой все ясно. Нацистская свинья!

Сниффи был рад тому, какой оборот принимают события.

– Может, эти яйцеголовые и спелись со слюнтяями из Университетской Оборонной Лиги, но настоящих мужчин из Торговой Палаты им не облапошить! – воскликнул он. – Не позволяйте этим пожирателям сыра водить себя за нос, генерал!

Наконец Шпитцлер вроде бы забеспокоился.

– Мы не вооружены. – В доказательство он вытянул вперед руки. – Мы действительно пытаемся найти общий язык не только с вашим, но и с другими вооруженными формированиями в Америке, но только лишь ради вашего же собственного блага. Пуля гуманизма принесет мир всем. Она спасет человечество!

– Американцы проживут и без вашей пули гуманизма! – заорал не на шутку рассерженный Рокфеллер. – Форбос, свяжи этих ублюдков и швырни в подвал.

– Есть, сэр! – с явным удовольствием воскликнул Форбос.

– Не валяйте дурака, генерал, – посоветовал Шпитцлер. – Пленив нас, вы ровным счетом ничего не добьетесь.

– Вы станете у нас заложниками, – пояснил Рокфеллер. – Только так и можно обходиться с вами. Подумаешь, пуля гуманизма!

Форбос встал и пошел на европейцев. Шпитцлер, как стоял с простертыми руками, так и остался на месте. Андолини поспешно сжал в руках видеокамеру.

В комнате полыхнула непереносимо яркая вспышка белого света.

Сниффи мгновенно ослеп.

– Я не вижу ни черта! – заорал Рокфеллер. – Чертовы ублюдки ослепили меня!

В комнате послышались грохот мебели и сдавленные проклятия.

– Я у двери, шеф! – членораздельно вскричал вдруг Форбос. – Проклятым европейцам не сбежать!

– Молодчина, Форбос. Отлично сделано.

– Спасибо, шеф. Но я по-прежнему ни зги не вижу.

– Я тоже, – поделился Сниффи.

Все действительно было погружено в багровый туман. Сниффи побрел, как ему представлялось, к середине комнаты. Наконец ступня его ухнула о металл.

Он нагнулся и вытащил из ящика ручной пулемет. Обойма, к счастью, уже была вставлена. Тяжелое оружие внушило ему силу и уверенность в себе.

– И правда, шеф, – сказал Сниффи, – крошка немного весит. А как из нее стрелять?

– Не пори горячку, Снифф, – остановил его Рокфеллер. – Ведь мы даже точно не знаем, остались ли ублюдки-европейцы в этой комнате.

– Они здесь, я чую, – крикнул Сниффи. – И дыхание их слышу. Буду целить на звук.

– Сниффи, сынок, ты ведь никогда не был метким стрелком. Да и вряд ли понимаешь, какая грозная игрушка у тебя в руках.