Официантка что-то произнесла по-жучиному.

Лопушок, изображая любезного хозяина, повторил по-американски:

– Пиво, вино или таракановка. Лично я в рот не беру ни первого, ни второго. Это для-а... бабья и малолеток.

Не ударять же в грязь лицом! И Хэл с напускной лихостью объявил:

– Само собою, третье.

Лопушок показал два пальца. Официантка мигом доставила две здоровенные кружки. Жуча потянулся носищем к кружке и шумно принюхался. Зажмурился от удовольствия, поднял кружку и надолго присосался. Наконец отставил посудину, утробно рыгнул, причмокнул губами. И промычал:

– Глотнул с приветом - икнул с ответом.

Хэла чуть не вывернуло. В детстве за неумение сдерживать отрыжку драли его много раз и без пощады.

– Хэл, а вы-то что не пьете, не опрокидываете?
– удивился Лопушок.

Ярроу убитым голосом произнес:

– Дамифино.

То есть по-сиддийски: "Авось, не повредит".

И хлебнул.

Пламя хлынуло вниз по глотке, как вулканическая лава. И что твой вулкан, взорвался Хэл. Со всхрапом, со взвизгом. Водка прыснула изо рта и смешалась с брызнувшими из зажмуренных глаз слезами.

– Хороша, - преспокойно сказал Лопушок.

– Хороша, - еле выдавил Хэл. Глотка горела, спасу нет. Большую часть жижи он выплюнул, но сколько-то все же попало внутрь и почему-то в ноги, и оттуда пошел ходить враскачку горячий приливной вал, будто в голове закружила невидимая луна, изнутри колотя и обдирая череп.

– Еще по разу.

Со вторым заходом Хэл справился лучше, по крайней мере, внешне - не кашлял, не прыснул изо рта. Кишки скрутило - испугался, что осрамится. Несколько раз судорожно вздохнул и понял: водка вроде бы осталась внутри. И тут как стебанет отрыжка! Огненная лава взмыла в глотку - не остановить.

– Извините, - пробормотал он, залившись краской.

– А за что?
– спросил Лопушок.

Определенно, ничего смешнее Хэл в жизни не слыхал. Рассмеялся во всю глотку и еще раз потянул из кружки. Чем быстрее с ней будет покончено, тем раньше будет куплена бутылка для Жанетты, тем скорее он вернется домой - и хоть остаток ночи, а все равно достанется ему.

Когда в кружке осталось около половины, дошло, что Лопушок почему-то невнятно и издалека, будто с того конца длинного туннеля, спрашивает, не желательно ли Хэлу глянуть, как изготовляется спиртное.

– Буверняк, - сказал Хэл.

Встал, но, чтобы устоять, пришлось хвататься за край столешницы. А жуча бубнил:

– Маску наденьте. Интерес к землянам все еще силен. Неохота весь вечер отвечать на вопросы. Еще пристанут, чтобы мы пили с ними за компанию.

Протиснувшись сквозь шумное сборище, вошли в заднюю комнату. Лопушок повел рукой.

– Глядите, смотрите! Это кесарубу.

Хэл глянул. Если бы все запреты оставались при нем, его кубарем выкинуло бы отсюда. Но их частично смыло спиртным потопом, а вот любопытство - любопытство осталось.

На стуле боком к столу сидела тварь, которую на первый взгляд можно было принять за жука-кикимору. Тот же белесый вихор, та же лысая башка, те же носище и четверогубый рот. То же округлое туловище и то же непомерное брюхо, что у некоторых оздвийцев.

Но если вглядеться, то при ярком свете голой лампочки под потолком было видно, что у твари - светло-зеленого оттенка жесткий хитиновый покров. Из-под длинного плаща торчали голые руки и ноги. Не гладкой кожей покрытые, а членистые, с перехватами, с изломами, как железные печные трубы.

Лопушок заговорил с тварью. Кое-какие слова Хэл понял, остальные угадал.

– Утютю, это мистер Ярроу. Утютю, скажи: "Здравствуйте, мистер Ярроу".

На Хэла уставились огромные голубые глазища. От жучьих почти не отличить, но уж вовсе нечеловеческие, в высшей степени насекомоподобные.

– Здравствуйте, мистер Ярроу, - будто попугай, проскрипел Утютю.

– Скажи мистеру Ярроу: "Какая чудная ночка!"

– Какая чудная ночка, мистер Ярроу!

– Скажи: "Утютю очень рад вас видеть!"

– Утютю очень рад вас видеть.

– Скажи: "Утютю к вашим услугам, сэр!"

– Утютю к вашим услугам, сэр.

– Покажи мистеру Ярроу, как ты делаешь таракановку.

Утютю встал со стула, нашарил край стола, глянул на ручные часы. Что-то пролопотал по-оздвийски. Лопушок перевел:

– Он говорит, он молвит: "Утютю ел полчаса назад и, должно быть, готов". Эти твари наедаются мучного, и через полчаса - глядите, смотрите!

Каменюка поставил на стол огромную глиняную миску. Утютю наклонился над ней так, чтобы трубочка в сантиметр длиной, торчащая у него из груди, пришлась над краем миски. "Вероятно, выход трахеи", - подумал Хэл. Из трубочки в миску ударила светлая струйка, миска быстро наполнилась. Каменюка подхватил ее и унес. И вернулся из кухни с тазиком какого-то месива. Хэл не вдруг сообразил, что это макароны, обильно сдобренные сахаром. Каменюка поставил тазик перед Утютю, и тот, воору-жась ложкой размером с совок, принялся заглатывать месиво.