В тот день я проводил Рива в операционную, где уже стоял подготовленный мною куб, сразу для двух рук. Заходя в операционную, Рив побледнел.

– Побаиваешься?
– спросил я, снимая с него рубашку.

– Немного.

– Ничего удивительного, если бы знал, каково тебе будет, боялся бы сильнее.

– Сегодня больно не будет, - сказал Рэй, - потому что еще можно применять обезболивание.

– Утешил, - сказал ему Рив.

Я усадил мальчишку на табурет перед кубом, открыл отверстия для рук:

– Давай засовывай сюда свои обрубки сам. Нет, не так, а вместе с локтями, и как можно дальше.

Я закрепил плотно облегающие манжеты у почти что самых его плеч. Пристегнул его двумя ремнями к кубу и к табурету. Отрегулировал высоту последнего так, чтобы мальчишке не было неудобно.

– Ну, как, Рив, ничего не жмет, не давит?

– Нормально.

– Ну и хорошо. Я буду в соседнем помещении, буду все видеть и слышать.

– Рэй, ты меня усыпишь?

– Нет, этого не требуется. Но вот частично обездвижить придется, но говорить сможешь.

Я вышел в контрольное помещение и плотно закрыл дверь. Сел в кресло, включил экраны. На них была видна и сама операционная, и Рив крупным планом, и то, что происходит в кубе. Я видел, как Рэй сделал мальчишке несколько инъекций, и тот замер, максимально расслабившись. Потом я наблюдал довольно неприятное зрелище. Тонкими движениями манипуляторов, Рэй удалил с обрубков кожный покров, рассек им же наращенную соединительную ткань. Потом начал наполнять куб специальным раствором.

– Вик, - обратился ко мне Рэй, - отвлеки его чем-нибудь. Помнишь ведь наверно, как тебе делали такое.

Я помнил, что тогда один из врачей рассказывал мне какую-то длинную и запутанную историю, но не представлял, зачем это было нужно, мне просто казалось, что он просто очень любит поговорить.

– Рэй, может быть лучше показать ему какой-нибудь фильм?

– Это было бы просто, но экран нарушит работу анализаторов. И к тому же, мое внимание сосредоточено сейчас на другом.

– Хорошо, тогда я расскажу ему то, что обещал. Сколько ты его сегодня будешь держать?

– Думаю, что трех часов на сегодня будет вполне достаточно.

– Нормально.

Я включил с пульта динамики в операционной и задал вопрос:

– Рив, как ты себя чувствуешь?

– Вик, это ты?
– спросил он слегка заплетающимся языком.

– Да, это я.

– Весь как будто деревянный стал и ничего не чувствую.

– Ну и хорошо. Рэй уже начал.

– А долго это будет?

– Он сказал, что на сегодня хватит и трех часов.

– Так долго. За три часа я тут от безделья чокнусь.

– Не чокнешься, я тут, рядом. И сейчас я хочу рассказать тебе о себе.

– Сейчас? Нашел время.

– А чем оно хуже любого другого. Надо же тебя хоть чем-то развлекать.

– Лучше бы книжку какую-нибудь или фильм.

– Рэй занят не этим. К тому же, сам знаешь, что книжек здесь нет, а Рэй говорит, что экран стал бы нежелательной помехой.

– Но то, что ты хочешь рассказать, не развлечение.

– Тогда отвлечение, какая разница.

– Большая.

– Ну да ладно. Рэй тебя не один день мучить будет, времени будет предостаточно, чтобы рассказать много чего.

– Тогда я слушаю.

Я рассказывал медленно и даже чересчур подробно. Сейчас я, обладая подготовкой звездного разведчика, при желании мог вспомнить любой эпизод своей жизни, в любых подробностях. Зная, что Рива этот рассказ заинтересует, я старался растянуть его на все дни операции, и сегодня рассказал только небольшую часть своего раннего детства. Рэй сказал мне на экране в виде строки, что он уже заканчивает.

– Ну, все, Рив, сегодня я заканчиваю рассказывать. Еще несколько минут, и Рэй тебя освободит.

– Вик, хочу тебя спросить, как тебе удается запомнить столько подробностей?

– Любой человек их запоминает. И ты тоже не исключение. Нужно уметь не запоминать, а вспоминать.

– Что-то не верится.

– Тем не менее, это так. Под гипнозом даже нетренированный человек может вспомнить даже то, что видел много лет назад и не обратил на то ни малейшего внимания.

– А тренированный.

– Вплоть до своей жизни в утробе матери. Да, да, Рив, я не вру.

– Вик, а ты можешь научить меня вспоминать?