Шрифт:
— Хороший рассказ, — произнес, кивая, Калачев. — Правильный. И ты, товарищ Добрынин, конечно, правильно сделал все, по-ленински. Теперь вместе будем поезда ждать.
Добрынин кивнул. Чувствовал он, что вовремя ему этот рассказ вспомнился, и прочитал он его вовремя. Получилось, будто сам Ленин его защитил. Напряжение спало.
Дуев снова начал было похрапывать, но Горошко живо его растолкал.
— А там еще какой-нибудь рассказ есть? — спросил вдруг Степа Храмов.
— Тут много разных, — ответил Добрынин, листая книгу. — Тогда прочтите еще что-нибудь! — попросил Степа. Добрынин посмотрел вопросительно на Калачева, желая знать, хочет ли начальник экспедиции еще один рассказ услышать.
Калачев дружественно кивнул, и тогда народный контролер обратил свой взгляд на страницы, думая, какой бы рассказ прочитать, чтобы польза от него была двойная, чтобы он и поучительным был, и полезным для зарождающейся дружбы между народным контролером Добрыниным и геологами экспедиции.
Глава 7
Когда из сплошного тумана проступили линии, контуры, белые стены и спинки соседних кроватей госпитальной палаты, Марк Иванов понял, что это уже не сон и не бред. Он понял, что жив. И даже повернул голову набок: увидел раненых бойцов. У кого-то забинтована голова, у другого — руки, лежащие поверх одеяла.
Захотелось что-то сказать, но изо рта вырвалось невразумительное мычание.
— Таня! Танюша! — крикнул тут боец с соседней койки. — Артист очнулся! Иди сюда!
Таня, худенькая медсестра в белом застиранном халате, наклонилась, улыбаясь. Всмотрелась в открытые глаза Марка.
Он Опять попробовал что-то сказать. Напрягся. И снова стало невыносимо жарко, и черты милого девичьего лица, наклонившегося к нему, стали расплываться и растворяться во вновь собирающемся перед его глазами тумане.
— Вам еще рано говорить, товарищ Иванов! Вы еще очень слабы!
И голос ее затих, втянулся в туман.
Два дня спустя сознание дернулось к Марку и в этот раз, казалось, надолго.
Он долго смотрел в потолок, привыкая к белому цвету, потом покосил глазами вправо и влево.
— Сестра-а-а… — с трудом прошептал он. И снова тот самый сосед, у которого дело шло на поправку, услышал и закричал: «Таня! Таня! Артист очнулся!» Снова она прибежала, наклонялась над ним, щупала пульс.
— Кузьма… — шептал ей Марк. — Где Кузьма? Где он? И почувствовав, что снова становится ему жарко, Марк замолчал и попробовал расслабиться.
Получилось. Сознание он не потерял. Смотрел в потолок, считал трещинки.
— Он этого Кузьку две недели в бреду звал! — говорил сосед по палате новеньким легко раненым. — А Кузьмы-то, наверно, и нет уже. Один вот тут же до него лежал и в бреду Машу звал. Потом выяснилось, что вся семья живьем сгорела в поезде — в эвакуацию ехали и под бомбежку попали…
Голоса раненых бойцов то становились громче, и Марк разбирал каждое слово, то отдалялись, и тогда уже звучали глухо, как из подвала, и редко какое слово было разборчивым для ушей Марка.
Приходил врач, приставлял ухо к груди Марка, слушал что-то сквозь многослойные бинты, которые уже несколько дней не меняли.
И снова, почувствовав в себе немного силы, Марк косил взглядом по сторонам и шептал — и шепот его звучал уже громче, чем раньше: «Кузьма! Где Кузьма?» Прибежала Танюша. Наклонилась над ним, успокаивала.
— Придет ваш Кузьма, обязательно придет! — приговаривала она.
А сама, встречаясь взглядом с каким-нибудь раненым бойцом, тяжело вздыхала.
— Не человек он… — шептал Марк. — Кузьма — не человек…
— А кто?! — удивилась Таня.
— …o-..у…ай… — с трудом выдохнул раненый, уже утомившийся, ощущая приближение головной боли.
— Кто? — Таня наклонилась к самому рту.
— Попу-гай… — постарался почетче произнести Марк.
В глазах Тани сверкнул огонек догадки, и она улыбнулась.
Марк заметил этот огонек и с надеждою смотрел ей в глаза. Даже вытащил руку из-под одеяла, потянулся к ней бледными желтоватыми пальцами.
— Где он? — прошептал уже из последних сил.
— Он такой синий и зеленый? — спросила сестра. Марк кивнул глазами.
— Его начальник госпиталя выхаживает… — сказала Таня.
Сил на продолжение разговора у Марка не осталось, и он уставился в потолок, уцепился взглядом за кривые линии трещин и трещинок.
На следующий день, когда Таня снова была в палате, Марк продолжил разговор.