Старушка присела на табурет у его кровати. Положила блюдце себе на колени. Подождала пару минут.

Потом глянула на попугая и не спеша съела принесенное мясо.

До узловой станции поезд-рельсоукладчик ехал не меньше четырех суток. Остановились только один раз — в том месте, где в снегу среди сильных кедров, росших здесь на почтительном расстоянии друг от друга, были похоронены, а точнее — присыпаны снегом — мальчишки в военной форме.

— Сосчитать их надо! — сказал, спрыгнув с теплушки, Тауфенбах.

Все шестеро — машинист с помощником, Тауфенбах с Брузе, Добрынин, и Ваплахов — выбрались из поезда и топтали снег, переходя от одного белого холмика к другому, иногда разрывая его в одном месте, чтобы проверить: могила это или просто занесенный на зиму снегом муравейник.

Посчитали. Вышло сорок два мальчика.

Когда состав уже тронулся, Тауфенбах, Отогрев руки у химической печкибуржуйки, сел за стол и, достав из кармана толстую автоматическую чернильную ручку, написал небольшой — в два листа — отчет об обследовании неизвестного кладбища.

— Такое дело, — сказал он Добрынину, поставив жирную точку. — Учет — очень важная вещь, а в этом случае — особенно. Может оказаться преступлением — и тогда мы — единственные свидетели. Я и вас здесь запишу на всякий случай.

— Конечно, — согласился Добрынин. — И товарища Ваплахова тоже запишите!

На узловой станции Тауфенбах отвел народного контролера и урку-емца в здание железнодорожной коммуны. Казалось, это было единственное жилое здание в этом месте. Дальше, за ним и по обе стороны от него, тянулись длинные складские помещения, а вся земля вокруг, как еловыми иголками, была покрыта рельсами, сходящимися, расходящимися, вливающимися друг в друга. Приходилось смотреть под ноги буквально при каждом шаге.

Комендант железнодорожной коммуны, хромой коротун в коротком овчинном тулупе, прочитав мандаты народного контролера и его помощника, отвел их на второй этаж в небольшую комнатку, где стояло пять застеленных по-военному кроватей; у изголовья каждой была тумбочка.

— Здесь пока поживете, — сказал комендант. — Это у нас для ответственных работников покой. Кушать будете внизу, там общая столовая. Еда подается в семь тридцать, два и семь часов. У вас свои ложки есть?

Добрынин отрицательно мотнул головой.

— Ничего, я вам достану! — пообещал комендант и вышел из «покоя».

Добрынин выбрал кровать у окошка. Дмитрий присел на соседнюю.

— Ну вот, — довольно произнес Добрынин. — Здесь и тепло, и кормят. Дождемся поезда на Москву и поедем…

— И я поеду? — с плохо скрываемым радостным предчувствием спросил Ваплахов.

— Да, — твердо ответил народный контролер. — Это на самолете тогда не разрешили, а на поезде все ездят… В дверь постучали. Добрынин и Ваплахов переглянулись слегка удивленно.

— Чего там? — спросил народный контролер. Снова зашел комендант. Принес две ложки, две кружки и кусок наждачной бумаги.

— Вот, достал, — сказал он, протягивая все народному контролеру. — Ложки чуть поржавели — зачистите их, а то как-то…

Добрынин понимающе кивнул.

— Обед скоро, не опаздывайте! У нас кормят, ох, как хорошо!

Дверь снова закрылась. Оставшись вдвоем, Добрынин и Ваплахов поделили наждачную бумагу пополам и принялись очищать ложки от ржавчины, довольно глубоко въевшейся в железо.

Обед действительно показался Добрынину праздником. Горячая пшенная каша обжигала рот, но медленно есть народный контролер почему-то не мог. Ржавая ручка ложки неприятно шершавила пальцы — до обеда Добрынин успел очистить от ржавчины только черпалку. Дмитрий же наоборот — очистил только ручку и теперь вместе с кашей у него на зубах похрустывала иногда и рыжая крошка ржавчины.

Запив кашу сладким чаем, Добрынин и Ваплахов пошли искать товарища Тауфенбаха, чтобы хоть что-нибудь узнать. Переходя через несчетное количество рельсов, то и дело спотыкаясь о шпалы, народный контролер со своим помощником чуть не попали под самостоятельно катившийся грузовой вагон. Едва успев выскочить из-под него, они отдышались и дальше пошли с еще большей осторожностью.

Тауфенбаха нашли в его теплушке — состав рельсоукладчика стоял на старом месте.

— Дней через десять будет поезд на Москву, — сообщил им немец.А пока можете спокойно здесь отогреваться. Мы с Брузе снова ветку строить отправляемся. Завтра с железнодорожной коммуны всех новых рабочих забираем, так что теперь несколько дней вся каша на кухне — ваша.

— А куда строить будете? — поинтересовался Добрынин.

— По прямой на север, в сторону Туруханска. Там экспедиция много рыбы обнаружила: река совсем замерзла до дна, а вместе с ней — и рыба. Передали, что на кубометр замерзшей реки до пуда рыбы. Преувеличивают, наверно, но приказали срочно ветку строить…